СУВОРОВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ============================ Родился 3 июня 1953 года в столице Киргизии Фрунзе (ны- не Бишкек). Мать Суворова - Мария Тихоновна - служащая энер- гоучастка Фрунзенского Отделения железной дороги. Отец - су- воров Василий Ильич - работал на этом же участке электромон- тером, где и познакомился со своей будущей женой, но вскоре был призван в милицию, - сначала в конную, потом в железно- дорожную, позже в отдельный дивизион по охране правительства Киргизской ССР, откуда в звании старшины и вышел на пенсию. Саша был первым ребенком в семье, потом родились еще двое - сестра и брат. Ребенок родился, как казалось, нор- мальным, однако на четвертом году жизни обнаружилось резкое ухудшение зрения. Хождения и разъезды по врачам ни к чему не привели. Более того, один профессор в Алма-Ате предсказал и наступление глухоты, что произошло на десятом году жизни ре- бенка, в 1962 году. Сестра и брат тоже больные, у обоих ос- лабленная нервная система, хоть они и зрячеслышащие. Когда уже все трое появились на свет, выяснилось, что мать и отец были троюродными братом и сестрой. Отец и мать не знали об этом с самого начала потому, что их родители умерли от голо- да в период сплошной коллективизации, оба воспитывались в детских домах. Причины падения зрения и слуха у Саши остались неиз- вестны. Предполагается какое-то изменение наследственности (мутация) во внутриутробный период развития. Последствия му- тации сказались не сразу. но ребенок, видимо, родился уже с ослабленной нервной системой. Возможно, мутация как-то свя- зана и с близкородственным характером брака родителей. Мать и отец работали, получали мало, семья еле сводила концы с концами, перебивалась от получки до получки, поэтому детей приходилось отдавать в ясли очень рано. Саша попал ту- да в трехмесячном возрасте. С трех лет - детский сад, обыч- ный, от железной дороги, да и специальных дошкольных учреж- дений для слепых детей в то время не существовало. В семи- летнем возрасте, в 1960 году, Саша пошел в республиканскую школу-интернат для слепых и слабовидящих детей, в которой успел получить начальное четырехклассное образование, нес- мотря на прогрессировавшее с третьего класса падение слуха. Отношения со сверстниками у Саши не сложились. Ни в детском саду, ни в школе слепых друзей он не имел, больше тянулся ко взрослым, а в школе слепых с головой ушел в чте- ние брайлевских книг, какие попадутся. Уже во втором классе был таким заядлым читателем, что книги у него отбирали, что- бы не читал на уроках и по ночам. Мальчик раздражал однок- лассников склонностью играть - фантазируя вслух - в одиноч- ку, с чем даже пытались бороться, устраивали разборки на пи- онерских собраниях, от которых он прятался где только мог (например, в подвале в завалах ненужной, исписанной брай- левской бумаги). Все это не могло не сказаться отрицательно на и без то- го слабой нервной системе, и летом между вторым и третьим классом слух начал падать. Врачи говорили, что единственная возможность спасти слух - не нервничать, быть как можно бо- лее спокойным. Но уже развился невроз, поводов для всяких бурных переживаний хватало, - иногда, вероятно, и выдуманных поводов. Словом, глухота стала фактом. Решающую роль в первоначальном духовном развитии маль- чика сыграла мать. В грудном возрасте, по ее словам, ребенок не слезал с ее рук, неохотно шел даже к отцу, а на чужих ру- ках поднимал отчаянный рев. Мать рассказывала ему сказки, читала детские книжки, включала музыку (пластинки, радио). Мать любила и умела петь, и мальчик научился у нее многим песням, разучивая слова по дороге в детский сад и обратно, Впервые услышав духовой оркестр на торжественном собрании по случаю дня железнодорожника, мальчик на всю жизнь сохранил любовь к этой музыке. Кроме того, где-то недалеко находилось кладбище, часто проходили похоронные процессии с духовыми оркестрами, и ребенок наслушался в раннем детстве траурных маршей. Из-за оркестра он всегда рвался на праздничные де- монстрации. В детском саду думали, что растет второй Чай- ковский, в школе слепых мальчик начинал учиться игре на бая- не, но наступившая вскоре глухота все это перечеркнула. После падения слуха у сына Мария Тихоновна стала искать школу, где он мог бы продолжать учиться, несмотря на глухоту и слепоту. Школа такая нашлась в городе Загорске Московской Области, куда Саша и приехал 13 сентября 1964 года. К тому времени Загорский детдом существовал чуть меньше года. Тра- диций не было, все было впервые, все было экспериментальным, коллектив педагогов состоял из энтузиастов, исключительно добрых и самоотверженных людей, и первым впечатлением маль- чика в новой школе было ощущение никогда раньше неизвестной ему по прежним детским заведениям концентрации доброты. С самого начала возникло положительное отношение к новой шко- ле, которое сохранилось до конца, хотя и там, конечно, не обходилось без конфликтов, иногда довольно острых, но они, как говорится, погоды не делали. Погоду делало ощущение пре- обладающей доброты и доверие, в общем и целом, к окружающим людям. В загорске Саша Суворов проучился до 9 февраля 1971 го- да. Он познакомился там с замечательными людьми, сыгравшими значительную роль в его последующей судьбе - заведующим ла- бораторией обучения и изучения слепоглухонемых детей Науч- но-Исследовательского Института Дефектологии Академии Педа- гогических Наук СССР Александром Ивановичем Мещеряковым, его заместителем Раисой Афанасьевной Мареевой, с директором (с 1968 года) детдома Альвином Валентиновичем Апраушевым, со многими другими. Встречался он и с наезжавшей в детдом пер- вой советской нормально развитой слепоглухой женщиной, авто- ром известной книги "Как я воспринимаю, представляю и пони- маю окружающий мир", - Ольгой Ивановной Скороходовой, - но близок с ней Суворов не был: к ней не подпускали более стар- шие ребята. В Загорске же Суворов впервые встретился и с человеком, сыгравшим решающую роль в его духовном, мировоззренческом становлении, - доктором философских наук Эвальдом Васильеви- чем Ильенковым. Это был гениальный мыслитель и добрейший че- ловек, привязавшийся к Суворову как к родному сыну, сумевший духовно во многом перевоплотиться в Суворова, и Суворов впоследствии всегда с гордостью называл его своим духовным отцом. Общение с Ильенковым, чтение его трудов определили характер теоретического мышления Суворова, его мировоззре- ние, всю его жизненную позицию. 9 февраля 1971 года Суворов с тремя другими воспитанни- ками Загорского детдома - Натальей Корнеевой, Юрием Лернером и Сергеем Сироткиным, - переезжает в Москву, в эксперимен- тальную группу при лаборатории А.И. Мещерякова, для подго- товки в Московский Государственный Университет им. М.В. Ло- моносова. Это был первый и, насколько известно, пока единс- твенный в мире эксперимент по обучению в ВУЗе целой группы слепоглухих. В этом эксперименте были крайне заинтересованы психологи (в мае 1971 года А.И. Мещеряков защитился и стал доктором психологических наук). Всю четверку и приняли на Факультет Психологии, где в то время деканом был крупнейший советский психолог, академик Алексей Николаевич Леонтьев. Суворов предпочел бы учиться в литературном институте, он с детства пробовал писать стихи, изучал теорию литературы, чи- тал литературную критику. Но постепенно он увлекся и психо- логией, научился видеть красоту научной мысли, теоретических построений. Художественным (поэтическим) творчеством зани- мался для себя, но это сказывалось и на его научных текстах, которые неизбежно становились публицистическими, с чем Суво- ров ничего не мог и не хотел поделать, - он всегда считал это не слабостью, а силой научного текста, ориентируясь и здесь на Ильенкова, который был блестящим публицистом, и са- мые строгие в научном отношении его работы доставляют эсте- тическое наслаждение. Не случайно темой студенческих и пер- вых научных работ Суворова стало воображение, - сначала его теоретические проблемы, а затем его формирование у детей, особенно у слепоглухих. В 1977 году четверка закончила университет, и все чет- веро были приняты в качестве младших научных сотрудников в Научно-Исследовательский Институт Общей и Педагогической Психологии Академии Педагогических Наук СССР. После смерти Мещерякова 30 октября 1974 года эксперимент по обучению сле- поглухих студентов возглавил Э.В. Ильенков. Институтом руко- водил друг Ильенкова, известный психолог, ныне вице-прези- дент Российской Академии Образования, Василий Васильевич Да- выдов, и все четверо попали в лабораторию другого друга Иль- енкова, тоже известного философа и психолога, ныне академи- ка, - Феликса Трофимовича михайлова. Лаборатория была веду- щей в институте, теоретической, а не экспериментальной, так и называлась: лаборатория теоретических проблем психологии деятельности. Суворов быстро понял, что традиционный путь профессио- нального теоретика для него закрыт: нужно работать в основ- ном в Ленинской Библиотеке, а там без зрения и слуха нечего делать, по брайлю же всего необходимого не перепечатаешь. Поэтому 22 марта 1981 года Суворов поехал в Загорск, чтобы хоть как-то, хоть чем-то способствовать развитию слепоглухо- немых детей, заодно мечтая выполнить и завещание Мещерякова и Ильенкова (который умер 21 марта 1979 года). С тех пор вся жизнь Суворова, вся его судьба как ученого, поэта и общест- венного деятеля, связана с детьми. 15 января 1975 года на квартире у Ильенкова Суворов познакомился еще с одним человеком, сыгравшим в его жизни значительную роль - Борисом Михайловичем Бим-Бадом. Бим-Бад не жалел на Суворова времени, они встречались регулярно раз в неделю, Суворов читал Бим-Баду свои стихи, курсовые и поз- же годовые работы (отчеты о своих научных исследованиях для института), другие рукописи. Бим-Бад внимательно слушал и по ходу чтения очень тактично, ненавязчиво советовал, что и по- чему нужно исправить, работал и над устной речью Суворова, исправляя ударения. Когда Суворов подружился с детьми, он обсуждал с Бим-Бадом дневники своего с ними общения, и Бим-Бад - историк педагогики по профессии - иногда подсказы- вал Суворову, как преодолеть те или иные возникавшие труд- ности. Главным советом было - идти от ребенка, изучать его интересы, помогать ему в решении стоящих перед ним проблем, а не торопиться "впихивать" в ребенка свое. Суворов обязан Бим-Баду всем своим литературным профессионализмом, а так же в значительной степени теоретическим и педагогическим. Позже Бим-Бад занялся организацией Университета Российской Акаде- мии Образования, стал его ректором, академиком, и хотя по занятости так же интенсивно общаться с Суворовым уже не мо- жет, продолжает помогать Суворову, предоставляя ему, напри- мер, возможность читать лекционные курсы у себя в универси- тете и печатать книги в университетском издательстве. В кон- це лета 1995 года этим издательством выпущена в свет первая книга Суворова - "Школа Взаимной Человечности". в которой обобщен опыт дружбы Суворова с детьми, - как инвалидами, так и здоровыми, особенно в различных детских лагерях. Первые годы работы в Загорске Суворов потратил на изу- чение проблем детского развития в самом тесном общении с детьми, а не только (и не столько) по той или иной специаль- ной литературе. Он осознал, что главный дефицит слепоглухих ребят, задерживающий их развитие, - это дефицит общения. Еще со студенческих лет благодаря Ильенкову Суворов был связан с разновозрастными коммунарскими и пионерскими отря- дами. Познакомившись осенью 1985 года с одним таким отрядом "Трубачи", возникшим на физическом факультете Ленинградского Государственного Педагогического Института им. А.И. Герцена, Суворов получил приглашение в пионерский лагерь "Салют", где члены этого отряда работали в качестве вожатых и кружководов в летние каникулы. В июле 1987 года Суворов провел в этом лагере целый месяц один, то есть без специального сопровож- дения и перевода, и результатом этого своеобразного экспери- мента на самом себе стала идея привезти в "Салют" слепоглу- хих детей из Загорска. Первая такая поездка состоялась в ав- густе 1988 года, и с тех пор эти поездки стали организовы- ваться ежегодно, с 1991 года - по три - четыре в год. В связи с кризисом Всесоюзной Пионерской Организации, в результате которого Пионерские Штабы разного уровня оказа- лись не у дел, начались поиски тех, кому пионеры могли бы помогать реально, в решении реальных проблем, а не в изуче- нии "законов пионерской жизни". Далеко за нуждающимися в та- кой помощи ходить не приходилось: дети-инвалиды, сироты, одинокие старики и взрослые инвалиды... Бывшие Пионерские Штабы стали помогать этим людям, взяли над ними шефство, стали с ними общаться, играть, помогать в быту. В такой пе- реориентации ребятам, конечно, помогли взрослые, - руководи- тели штабов, - но и сами ребята, когда их спрашивали, чем бы они хотели заниматься, в значительной своей части отвечали, что хотели бы помогать тем, кто в помощи действительно нуж- дается. Так возникло движение "Детский Орден Милосердия", в которое сразу же включился со своими ребятами, больными и здоровыми, и Суворов. Движение было оформлено как одна из программ Центрального Совета СПО - ФДО (Союза Пионерских Ор- ганизаций - Федерации Детских Организаций). Координатором этой программы сразу же стала Галина Владимировна Никаноро- ва, с которой у Суворова установились достаточно тесные де- ловые и дружеские отношения. За участие в этом движении Су- воров был дважды награжден: 30 мая 1993 - на областном фес- тивале творчества детей-инвалидов - посвящен в Рыцари Сверд- ловского Областного Детского Ордена Милосердия (руководители - супруги Владимир Александрович и Нина Олеговна Поспеловы; там Суворов получил диплом и эмблему этой организации в виде металлического креста с головками девочки и мальчика по верхним углам креста, с буквой М - милосердие - на пересече- нии перекладин), - и 7 января 1995 года на рождественской елке в кремле (диплом и медаль "Орден Милосердия" от комите- та "Дети россии"; перед этим проводился всероссийский кон- курс "Добрая дюжина", и в числе двенадцати самых добрых дети назвали Так же Суворова). Неоднократно Суворов выезжал за границу. В 1980 году, в конце июля, Суворов участвовал в работе Второго Всемирного Конгресса слепоглухих, посвященного столетию со дня рождения Элен Келлер. Конгресс проходил в Ганновере (ФРГ). На конг- рессе Суворов сделал доклад о проблемах высшего образования слепоглухих, об опыте обучения четверки и ее интеграции в обычном обществе. Доклад был прочитан на одном из пленарных заседаний, встречен с большим интересом, и суворов был изб- ран председателем одной из секций конгресса. Доклад был опубликован в материалах конгресса на английском языке. В 1988 году, в середине декабря - Международный Конг- ресс "Шахматы и Дети" в Мадриде (Испания). Там Суворов участвовал в работе круглого стола (секции) "шахматы и де- ти-инвалиды". На этом круглом столе выступил с сообщением о разработанной им методике обучения детей - относительно здо- ровых и инвалидов - азам шахматной игры. Сообщение вызвало большой интерес, но нигде опубликовано не было, так как было Суворовым сымпровизировано, а текст написать он так и не удосужился. Главным образом в Мадриде Суворов занимался изу- чением испанского опыта реабилитации сенсорных инвалидов (слепых, глухих и особенно слепоглухих), встречался с гене- ральным секретарем Всемирной организации слепых Педро Зури- той, с испанским высокоразвитым слепоглухим Даниэлем Альва- ресом и его женой Асунсьон, которые возглавили в Испании ре- абилитационную работу со слепоглухими - детьми и взрослыми. Впечатления от этой поездки Суворов описал в публицистичес- ком очерке "Соревнование проиграно", который включил в гото- вящуюся к печати книгу "Проблемы конкретной человечности" (издательство "Педагогика-Пресс"). В конце сентября - начале октября 1989 года Суворов участвовал в работе Четвертого Имени Элен Келлер Всемирного Конгресса Слепоглухих в Стокгольме (Швеция). Для конгресса он написал статью о взаимоотношениях слепоглухих и зрячеслы- шащих, об острых проблемах в общении между ними. Статья была переведена на английский язык и опубликована в материалах конгресса. Однако у Суворова не было специально прикреплен- ного сопровождающего-переводчика, что сильно затруднило об- щение Суворова с другими делегатами конгресса. Эта проблема стала фатальной и во всех последующих поездках Суворова за рубеж. Основной доклад в Стокгольме делал президент Американс- кой ассоциации слепоглухих Родерик Макдональд. Доклад его был посвящен специфике слепоглухоты, из констатации которой автор делал вывод о возникающей особой культуре слепоглухих. Доклад так и назывался: "Слепоглухота: возникающая культу- ра". Этот доклад по возвращении в СССР был для Суворова пе- реведен на русский язык и переписан рельефно-точечным шриф- том Брайля. Суворов увидел в нем возможность развернутого проблемного обзора и в конце 1989 - начале 1990 написал большую работу "Культура слепоглухих и общечеловеческая культура", так же вошедшую впоследствии в книгу "Проблемы конкретной человечности". Текстом Макдональда Суворов вос- пользовался как своеобразной анкетой, по каждому пункту ко- торой изложил свою точку зрения. Таким образом, получился своеобразный заочный диалог. Но основного тезиса Р. Макдо- нальда о якобы возникающей малой культуре слепоглухих Суво- ров не принял. Полностью признавая и даже заостряя специфику слепоглухоты, Суворов вслед за своим учителем Э.В. Ильенко- вым настойчиво аргументировал тезис о том, что эта специфика сводится к предельно острой постановке и своеобразному реше- нию общечеловеческих проблем. Тезис об особой "слепоглухой" культуре Суворов воспринял как изоляционистский, то есть обосновывающий изоляцию слепоглухих от остального мира - вместо интеграции в этом мире. Поэтому Суворов настаивал, что речь идет о модификации, преломлении общечеловеческой культуры в ситуации слепоглухоты, а не о возникновении ка- кой-то отдельной "слепоглухой" культуры. Именно против от- дельности культуры слепоглухих, против культурного обособле- ния, изоляции слепоглухих, Суворов и возражал с особой нас- тойчивостью. В конце декабря 1989 - в течение января 1990 года сос- тоялась поездка по США, целью которой было ознакомление с работой с глухими, слепыми и слепоглухими в США. Удалось по- сетить Вашингтон, Нью-Йорк, Бостон, Сан-Диего. В Вашингтоне состоялись встречи с Родериком Макдональдом и другими сле- поглухими, посетить университет глухих имени Галаудета, где учатся и слепоглухие студенты. Под Нью-Йорком делегация по- сетила национальный реабилитационный центр взрослых слепог- лухих имени Элен Келлер, где удалось встретиться и побеседо- вать с одним из руководителей центра, слепоглухим поэтом и главным редактором выпускаемого в центре информационного бюллетеня, Робертом Смитдасом (первая встреча Суворова со Смитдасом состоялась еще в Ганновере). В Бостоне делегация посетила знаменитую школу Перкинса (для слепых, при которой существует особое отделение для слепоглухих детей). В Сан-Диего делегация посетила калифорнийский университет, где прошло семинарское общение с местными психологами и филосо- фами. Суворов как раз работал над проблемным обзором ""Куль- тура слепоглухих" и общечеловеческая культура", и впечатле- ния от первой поездки в США сильно этот обзор обогатили. В октябре 1990 - такая же поездка в США. Города те же, кроме Сан-Диего, плюс Овербрук (под Филадельфией) - там шко- ла слепых, и Рочестер - там национальный технологический институт глухих. Были попытки договориться с американцами о сотрудничестве, Суворов рвался активно в этих переговорах участвовать, но отсутствие специального сопровождающего-пе- реводчика, трудности общения, неполная (мягко говоря) инфор- мированность о ходе переговоров, привели к тому, что Суворов чувствовал себя участником какой-то чужой, не своей "игры". Более того, он чувствовал себя как бы "лишним чемоданом". Эти ощущения обострялись от поездки к поездке, причиняя Су- ворову острую душевную боль, порождая конфликты с членами делегаций. В том, что поездки в Стокгольм и США состоялись - зас- луга вице-президента Академии Наук СССР Евгения Павловича Велихова. По инициативе Е.П. Велихова состоялась и третья поездка в США, где суворову 19 мая 1991 года присвоили сте- пень Почетного Международного Доктора Гуманитарных Наук Сас- куаханского Университета (штат Пенсильвания), - в знак приз- нания, как было сформулировано в дипломе, всего жизненного подвига Суворова. В начале августа 1993 года Суворов ездил и на европейс- кую Конференцию Слепоглухих в Потсдам (ФРГ). Туда он написал доклад "Проблемы интеграции слепоглухих", а фактически про- читал и позже написал и выслал другой - "Что такое "сверхин- теграция"". Оба доклада были опубликованы в материалах кон- ференции, а так же в отечественной периодической печати (га- зета "Первое сентября", журналы "Голос" и "Время колокольчи- ков"). Однако, как уже говорилось, начиная со Стокгольма, пе- реводом Суворов обеспечивался "по остаточному принципу". ак- тивно участвовать в работе не мог, с чем было связано чувс- тво неудовлетворенности, ощущение себя в качестве лишнего "багажного места". Не зная английского языка, не будучи в состоянии сколько-нибудь активно, без полноценного перевода, участвовать в международном движении слепоглухих, Суворов от этой деятельности после Потсдама отошел. В начале 1996 года Суворов получил приглашение на такую же конференцию слепоглухих, как и потсдамская, которая долж- на состояться в июле 1997 в Испании. На этот раз предусмот- рен специальный сопровождающий-переводчик - Татьяна Шерстюк. Но состоится ли поездка, неизвестно. Все упирается в финан- сирование, и не только поездки самого Суворова, но и специа- листов института коррекционной педагогики, работающих со слепоглухими детьми в России. Участие в конференции одного Суворова было бы неэффективно; специалисты тоже получили приглашения, они участвовали в потсдамской конференции. Сло- вом, возможна вторая поездка в Мадрид, новая встреча с Дани- элем Альваресом, но удастся ли эту возможность реализо- вать?.. 31 мая 1994 года Суворов защитил кандидатскую диссерта- цию по теме "Саморазвитие Личности в Экстремальной Ситуации слепоглухоты". В подготовке и организации защиты Суворову помогла Лаборатория Психологии Общения, Развития и Социореа- билитации Личности (заведующий - Действительный Член Рос- сийской Академии Образования, Действительный Член Междуна- родной Психологической Академии Алексей Александрович Бода- лев). В период подготовки к защите Суворову деятельно помо- гали Доктор Психологических наук Вилен Эммануилович Чудновс- кий (консультант, и на защите - неофициальный оппонент), Доктор Психологических Наук Юлия Борисовна Некрасова (на за- щите - главный официальный оппонент), Кандидат философских Наук, психотерапевт, ученица Ю.Б. Некрасовой, - Наталья Ль- вовна Карпова. Со всеми этими людьми Суворов и связал свою дальнейшую научную судьбу, перейдя осенью 1994 года в лабо- раторию А.А. Бодалева, обретя в ней наконец настоящий, очень сплоченный, одержимый работой научный коллектив. В настоящее время Суворов - Научный Сотрудник Психоло- гического Института Российской Академии Образования, Почет- ный Международный Доктор Гуманитарных Наук Саскуаханского Университета (Штат Пенсильвания, США), Доктор Психологичес- ких Наук (защита состоялась 21 мая 1996, тема диссертации - "Человечность как фактор саморазвития личности"; степень и новая должность в институте оформляется). В подготовке вто- рой защиты, кроме перечисленных выше людей, благодаря кото- рым состоялась кандидатская защита, Суворову деятельно помо- гали доктор философских наук Виктор Тимофеевич Ганжин, а так же Ирина Владимировна Саломатина - научный сотрудник Инсти- тута Коррекционной Педагогики РАО, член Строительно-Педаго- гического Объединения "Радуга", не раз выручавшего Суворова в критические моменты его жизни. И.В. Саломатина - научный сотрудник Института коррекционной педагогики РАО, именно она пытается реализовать поездку на конференцию в Испании. Она же нашла Суворову для этой поездки и специального сопровож- дающего-переводчика. Работой Суворов загружен до предела, очень этим счаст- лив, так как чувствует себя по-настоящему нужным. (Текст написан самим Суворовым.) 13 июня 1996 ДОКТОР ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ НАУК А.В. СУВОРОВ СЛЕПОГЛУХОЙ В МИРЕ ЗРЯЧЕСЛЫШАЩИХ ================================ ОТ АВТОРА ========= Предлагаемая книга представляет собой часть большого исследования "Проблемы Конкретной Человечности". Для издания в "Логосе" отобраны три раздела, особо насыщенные практичес- кими соображениями, как инвалиду жить в "большом мире" в ок- ружении самых разных людей, и больных, и здоровых, и инвали- дов, и не-инвалидов, - а не в какой-либо специальной, ис- кусственно созданной среде. Книга открывается монтажными листами фильма "Прикосно- вение", транслировавшегося по Центральному Телевидению СССР в 1988 - 1989 годах. Текст фонограммы фильма сохранен без изменения. Из содержания кадров по возможности удалены все чисто технические термины, адресованные оператору, снимавше- му фильм. Непосредственно в текст монтажных листов вмонтиро- ваны позднейшие комментарии главного героя фильма, дающие дополнительную информацию, поясняющие прямую речь в фоног- рамме фильма. Автор считает, что выносить комментарии в ко- нец фильма нецелесообразно, - читателю пришлось бы листать книгу, отыскивая пояснения, а так они сразу к его услугам. Комментарии отделены от текста фильма длинными чертами перед и после комментария: перед комментарием черта начинается с начала строки, а после комментария сдвинута к концу строки. Так будет удобнее читать. К тому же, по существу, сам фильм и комментарии к нему составляют одно целое. "Прикосновение" - это своеобразное введение в проблема- тику книги, очень эмоциональное. Автор надеется, что, читая "Прикосновение", читатель не только сориентируется в основ- ной тематике книги, но и настроится на нее психологически. К "Прикосновению" приложено письмо духовного отца автора - из- вестного мыслителя Эвальда Васильевича Ильенкова. В этом письме речь идет о том, есть ли в жизни и психологии инвали- да какие-то принципиальные особенности, делающие его совер- шенно другим существом по сравнению с не-инвалидами, - а так же о том, каким уровнем самосознания должен обладать каждый человек, и особенно инвалид, чтобы выдержать напряжение про- тиворечий нашей очень нелегкой жизни. Второй раздел, по которому и названа книга, - "Слепог- лухой в Мире Зрячеслышащих". Здесь описывается опыт автора по выживанию среди зрячеслышащих, особенно среди совершенно незнакомых, в первый и последний раз встреченных людей, с которыми автор случайно сталкивался на улице, в транспорте, в разного рода общественных местах. Автор пытается ответить на вопрос, как, при всей обусловленной инвалидностью (сле- поглухотой) неизбежной зависимости, можно тем не менее жить самостоятельно. Для этого прежде всего нужно научиться ве- рить, доверяться людям, буквально первому встречному, уметь вступать с ним в общение и организовывать себе его помощь, без которой все равно не обойтись. Просьбы о помощи должны быть легко выполнимыми, не обременительными для окружающих. Помощники поэтому сменяются: один, например, помог дойти до остановки; другой помог сесть на нужный автобус; третий по- мог выйти на нужной остановке; четвертый помог дойти до мес- та, если вы сами дорогу не знаете, а если знаете, но на пути крупная транспортная магистраль, - помог эту магистраль пе- рейти. Такой сознательный переход из рук в руки, такую смену помощников, совершенно случайных, попавшихся по дороге, ав- тор назвал "Конвейером доброты". Автор рассказывает, как он сам для себя организовывал такой "конвейер", какие при этом возникали сложности, как они преодолевались. Анализируются проблемы психологии первого встречного, впервые в жизни встретившегося на улице со слепоглухим, которому, в предс- тавлении этого первого встречного, положено бы сидеть дома и не высовываться без родственников и друзей. Каждый инвалид сам должен налаживать, организовывать свой "конвейер добро- ты", исходя из своих трудностей, но никакой "конвейер добро- ты" невозможен, если бояться людей, не доверять им, в каждом заранее видеть бандита и грабителя. А что греха таить, очень многие инвалиды именно так и воспринимают первых встречных, и их ближайшие родственники и знакомые такую установку вся- чески поддерживают. Автор пытается разобраться, в каких слу- чаях можно доверяться практически любому человеку, а в каких нет. Все описанные приемы организации "конвейера доброты" - ни в коем случае не истина в последней инстанции, у каждого могут быть свои, но автор надеется, что, познакомившись с его опытом, читатель-инвалид сможет разработать свою конс- трукцию "конвейера доброты", избежав многих ошибок, разоча- рований, сложностей, неизбежных, если все делать от начала до конца самому, не опираясь ни на чей опыт. Автор писал не руководство, а только исповедь, делился личным, накопленным за десятилетия, опытом, и очень надеется, что этот опыт хоть немного облегчит жизнь другим. Многое из этого опыта можно бы использовать и в разного рода спецшколах для детей-инва- лидов, в реабилитационных центрах для взрослых. Материалы этого раздела могли бы помочь в разработке методик реабили- тационной работы с инвалидами, как детьми, так и взрослыми. В третьем разделе книги - ""Культура слепоглухих" и об- щечеловеческая культура" - специально обсуждается, настолько ли инвалиды, особенно слепоглухие, отличаются от здоровых, чтобы ставить вопрос о создании (или возникновении) какой-то особой инвалидной "культуры", принципиально отличающейся от общечеловеческой. Это - заочный диалог с президентом Амери- канской Ассоциации Слепоглухих Родериком Макдональдом, как раз стоящим на позициях, что у слепоглухих, как и у других инвалидов, возникает своя культура. Работа о "двух культу- рах" представляет собой проблемный обзор очень широкого диа- пазона, от психологической допустимости осязательного кон- такта до овладения различными языками и алфавитными средс- твами общения, от развлечений инвалидов до их уровня духов- ности и материальной обеспеченности. Диапазон этот предложен самим заочным оппонентом автора, работой которого ("Слепог- лухота: возникающая культура") автор пользуется как своеоб- разной анкетой, чтобы самому высказаться по всем перечислен- ным в той работе вопросам. Автор очень постарался уйти от полемики, от какого бы то ни было неуважительного тона, во многом со своим оппонентом соглашается, а если нет, то ста- рается доброжелательно и аргументированно изложить свое. Каждый может согласиться с любым из нас или с обоими вместе, поскольку мы во многом единомышленники. Во многом, но в главном радикально расходимся: автор считает, что никакой инвалидной культуры нет и она не нужна, а есть и нужна моди- фикация общечеловеческой культуры применительно к ситуации инвалидности. Инвалиды - не какой-то особый "народ", а самые обычные люди, попавшие в необычно сложные, экстремальные ус- ловия существования, и эти условия диктуют некоторое видоиз- менение общечеловеческой культуры, цель которого - как раз приобщиться к этой общечеловеческой культуре с наибольшей возможной полнотой, а ни в коем случае не заменить ее ка- кой-то особой "малой культурой". Автор принципиально стоит на позициях самой широкой интеграции инвалидов в остальном человечестве, и прежде всего духовной интеграции, и поэтому против всего, что хоть в малейшей степени воздвигает какие бы то ни было барьеры между инвалидами и остальными людьми. В то же время автор категорически против игнорирования само- го факта инвалидности, против того, чтобы "делать вид", буд- то инвалидности нет, будто инвалид - не инвалид, будто ему не труднее во многом, чем более здоровым людям. Любую инва- лидность надо изучать, раз уж она есть, но с тем, чтобы воп- реки инвалидности прорваться к людям, найти лазейки, которые помогли бы устранить социальные и психологические последс- твия инвалидности в максимально возможной мере. Я инвалид, это факт, с этим фактом приходится считаться и мне и окружа- ющим меня людям, приходится его учитывать, и в том числе приходится заменять недоступные мне из-за инвалидности спо- собы приобщения к общечеловеческой культуре какими-то други- ми, доступными. Но речь идет именно о создании как можно бо- лее эффективных способов приобщения к общечеловеческой куль- туре, о поиске доступных инвалиду путей к человеческой пол- ноценности, а не о замыкании в каком-то особом мирке, не об отгораживании от человечества какой-то особой инвалидной культурой. Когда в США я пытался доходчивее объяснить свою пози- цию, я прибегал к такому сравнению: плывет огромный корабль, на нем все человечество, но некоторые пассажиры оказываются по тем или иным причинам за бортом. И вот, что лучше - пос- тараться их всех выловить и вернуть на борт так или иначе, или поместить в отдельную шлюпку, которую и буксировать? Ко- рабль - общечеловеческая культура, а шлюпка - особая инва- лидная, - слепая, глухая, слепоглухая, безногая, безрукая... Где вам лучше, дорогой читатель, - на корабле или в шлюпке? Выбирайте. Дело хозяйское. А я для себя давным-давно выбрал: мне лучше на корабле. Я всю жизнь карабкался на этот ко- рабль, уж как мог, и мне всю жизнь в этом помогали. Надеюсь, можно сказать - вскарабкался, и постараюсь опять за бортом не очутиться. В шлюпке тесно и скучно. В большой компании веселей. Желаю вскарабкаться и вам! А тем не-инвалидам, которые помогают нам карабкаться на большой корабль, желаю всяческой удачи, низко кланяюсь им за их самоотверженность, и надеюсь, что моя скромная книжка в их нелегком труде спасателей хоть немножко поможет. В заключение хочу воспользоваться случаем, чтобы сер- дечно поблагодарить всех, кто так или иначе способствовал рождению этой книги. И прежде всего назову Ирину Владимиров- ну Саломатину, члена Строительно-педагогического объединения "Радуга", научного сотрудника Инситута коррекционной педаго- гики Российской академии образования. Ирина Владимировна ор- ганизовала ввод моей книги в компьютер, когда я еще не умел обращаться с компьютерной техникой, приспособленной для сле- пых, так как не имел возможности регулярно ездить в Респуб- ликанский центр компьютерных технологий. Наличие книги на дискете сделало возможным сдать ее в таком виде в издатель- ство, а затем, когда я начал овладевать специально приспо- собленным компьютером, - произвести авторскую правку текста. Очень благодарен я и всему коллективу Республиканского центра компьютерных технологий во главе с Генеральным дирек- тором Сергеем Николаевичем Ваньшиным. Благодаря всегдашней готовности сотрудников Центра пойти навстречу, оказать любую посильную помощь, я не только смог выправить и эту книгу, и всю рукопись "Проблем конкретной человечности", но и в крат- чайшие сроки написать (от начала до конца на компьютере) докторскую диссертацию. Александр Суворов. 17 июня 1996 Москва, Республиканский центр компьютерных технологий А.Арлаускас А.Суворов ПРИКОСНОВЕНИЕ ============== (МОНТАЖНЫЕ ЛИСТЫ ФИЛЬМА) ======================== Фильм "Прикосновение", вышедший на экраны Центрального телевидения СССР в 1988 году, был замечен зрителем. Он про- изводил огромное впечатление своим зрительным рядом. Однако ради усиления художественного воздействия фильма режиссер Альгис Арлаускас не хотел, чтобы я читал свой текст. Речь моя должна была звучать естественно, как обычно; при начитке фонограммы я должен был импровизировать более или менее близко к тексту. Мне запретили при записи фонограмм пользо- ваться слуховым аппаратом, который давал хоть и слабый, но все же фон. Это сильно затруднило мой речевой самоконтроль. В итоге на непривычное ухо моя фонограмма оказалась малопо- нятной. Как говорила мне одна зрительница, приходилось выби- рать: либо смотреть, либо вслушиваться. Это в кинотеатре. А по телевизору моя речь оказалась практически совсем нераз- борчивой. Поэтому меня неоднократно просили опубликовать сценарий фильма. Были так же предложения всю мою речь вывести в тит- ры. Ну, титры зависят не от меня, а монтажные листы фильма я решил попробовать опубликовать с необходимым уже моим ком- ментарием к ним. ------------------------------------------------------------ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ------------ Содержание кадра. Очень крупно - полевые цветы, трава, гроздь ярко-красных ягод. По первому плану из-под камеры по- является маленькая детская ручонка. Она пытается сбить яго- ды; потом срывает одну из них. Камера передвигается влево и... Бежит сквозь траву; в кадре - мелькание стеблей и цве- тов. Камера как бы падает в траву и поворачивается к небу. Синева в обрамлении цветов и стеблей. Картинка становится черно-белой. Титр (красный на черном фоне): ПРИКОСНОВЕНИЕ На фоне черноты появляется мужская ладонь. Она достает фотографию номер один. На ней - упитанный, смеющийся малыш. Саша (мужской голос за кадром): Я потерял зрение в три года. Я не знаю, какой облик у меня теперь, - тогда я был такой. Здесь мне полтора года, и я зрячий. Содержание кадра. Достает вторую фотографию. На ней - семья. Голос за кадром. На этой фотографии должны быть мои па- па, мама, сестра Оля и я. Тут мне около трех. Зрение тогда резко ухудшилось. Содержание кадра. Достает третью... На ней мальчик де- сяти лет. С двумя взрослыми женщинами. Голос за кадром. А врачи сказали, что через несколько лет я потеряю и слух. Так оно и случилось. Содержание кадра. Ничего, кроме черноты, в кадре не видно. Голос за кадром. Да, было время, когда я видел много, да ничего в упор не замечал, а когда научился замечать - мне уже были доступны лишь черно-белые силуэты, общие контуры или просто бесформенные пятна, в которых ничего не понять, и поэтому, при желании, можно разглядеть что угодно... Содержание кадра. Яркая зелень, подсвеченная закатным солнцем. Затем перед нами - просторная комната, в ней - шкаф с горкой арбузов наверху, несколько застеленных железных кроватей. Репродуктор на стене. Голос за кадром. На слух я успел осознать и заметить несравнимо больше... Голос мамы... (Слышен женский голос, который перекрывается духовым оркестром, затем радиорепорта- жем из репродуктора. Эти звуки перемешиваются, затихают.) Содержание кадра. Камера делает полную круговую панора- му по комнате, а в конце ее наезжает на белизну неба в окне, из которой вдруг выныривает... Голос за кадром. При утрате слуха мне трудно стало раз- бираться в этой какофонии. Полнозвучие слилось, потом поя- вился непрерывный не то гул, не то вой, проникавший в мои уши через окна спальни в школе слепых. Скорее всего, никако- го гула-воя на самом деле не было, но чудилось мне после полных нелепыми обидами школьных дней, что за окнами спальни караулит меня, издавая жуткий вой, собственной персоной смерть... Содержание кадра. Летящий прямо на нас шкаф. Он скрипит на лету и размахивает дверцами. Затем возникает изображение мальчика. Невидящие глаза, блуждающая улыбка - он в состоя- нии прострации. Голос за кадром. Я, действительно, был на грани гибели, если не физической, то, во всяком случае, - духовной. Содержание кадра. Снова в кадре полная темнота. Голос за кадром. Этого мальчика зовут Алеша Живагин. Содержание кадра. Мы снова видим Алешу. На сей раз в игровой комнате. На столе перед ним разложены мелкие игруш- ки, он их внимательно ощупывает, улыбаясь своим мыслям. Голос за кадром. До болезни он, как и я, развивался нормально. Затем произошла эта катастрофа, которая сказалась сначала на слухе, потом на зрении. Отслойка сетчатки и в ре- зультате - полная слепота. Он несколько лет пробыл в этом тяжелейшем состоянии, и произошла полная деградация психики, распад. То, чему он успел научиться до болезни, отпало за невозможностью использовать. Содержание кадра. Снова Алеша, только чуть крупней и с другой точки. Мы видим обыкновенную танцплощадку. Вечер, го- рят огни, идут танцы, камера продирается сквозь толпу, нахо- дит брейкера. Голос за кадром. Бывает, особенно в молодежной аудито- рии, задают вопрос: а не гуманнее ли вообще не выводить та- ких, как Алеша, из состояния полуживотного-полурастения? Те, кто попроще, предлагают отбраковывать слепоглухонемых еще в раннем детстве, вообще не выдавать из роддомов, как будто и не было... Содержание кадра. Мы видим, вдруг, руки, которые выпол- няют на конвейере какую-то незамысловатую комбинацию. На экране снова брейкер, но чуть крупнее. Голос за кадром. "Гуманисты" поизощренней говорят, что, если уж так вышло, что слепоглухонемой ребенок вырос, не лучше ли обучить его простейшему труду, чтобы не был на иж- дивении у государства, - и будет с него. Зачем высокий уро- вень духовного развития, - мышления, воображения, нравствен- ного чувства?.. Ведь чем выше уровень самосознания, тем глубже понимание своего несчастья. Содержание кадра. Снова попадаем в конвейерный цех те- левизионного предприятия, на котором работают взрослые сле- поглухонемые. Камера панорамирует по рукам, затем поднимает- ся к лицу одного из слепоглухих рабочих. Мы снова на танцплощадке. Здесь уже два Брейкера. Мы видим поочередно то одного, то другого. Голос за кадром. Человек, испытав, своего рода, болевой шок, будет себя заживо оплакивать. Так не "гуманнее" ли ос- тавить несчастного вообще без психики - за бортом общест- ва?.. Он и знать не будет о своем несчастье. Нечем будет знать. -------------------- Упоминая о болевом шоке, я имел в виду, что в процессе духовного развития неизбежно наступает такой момент, когда ребенок-инвалид начинает все острее осознавать, чего он ли- шен болезнью. Попытки утешить его не только бесполезны, но и вредны, ибо утешения воспринимаются как нежелание понять всю глубину несчастья, и инвалид только сильнее "зацикливается" на своем горе, упорно пытаясь объяснить его окружающим. Ум- нее, пожалуй, безоговорочно признать все его проблемы с тем, чтобы сразу же начать совместный поиск их решения. ----------------------------------------- Содержание кадра. Мы видим танцплощадку с крыши сосед- него здания. Идут танцы. Голос за кадром. Но если довести эту логику до конца, то вот что получится: так как боль свойственна только живым существам, то не лучше ли уничтожить жизнь вообще? И тогда величайшими "гуманистами" всех времен и народов придется признать поджигателей атомной войны... Содержание кадра. Мы видим кусок пола рядом со шкафом. Развевается уголок оконной занавески. Вдруг порыв ветра под- нимает ее, начинает сыпаться штукатурка, за кадром слышен грохот ядерного взрыва. Затем прямо по центру кадра падает арбуз и разлетается на мелкие кусочки. Стена с могильными плитами на кладбище. Камера начинает панорамировать по надгробиям и памятникам. В конце панорамы в кадре появляется памятник Э.В.Ильенкову, его ощупывает мужская ладонь, в кадр входит плечо, затем корпус мужчины, который присаживается у надгробия. Голос за кадром. Когда-то я тоже испытал болевой шок, и всерьез задумывался о самоубийстве. Я написал об этом Эваль- ду Васильевичу Ильенкову, - по существу, своему духовному отцу. И вот что он мне ответил: "Дорогой ты мой человек, по существу ведь речь идет о том, зачем человечество вообще вышло из животного состояния... Тяжкая оно, сознание, вещь, когда мир не устроен по-человечески, а ты знаешь, как он мо- жет быть устроен. Нельзя ни в коем случае поддаваться мину- там отчаяния. Я прожил пятьдесят лет и знаю: они все же про- ходят, эти минуты, и даже думать о "выходе" из игры не нуж- но. Надо бороться. Пока есть капля силы... (Эхо) пока есть капля силы... Капля силы... Капля силы..." Содержание кадра. Ладони ощупывают накладную металли- ческую надпись: "Эвальд Васильевич..." -------------------- Естественно, полный текст письма Эвальда Васильевича включить в фильм было невозможно. Ради художественной выра- зительности (эхом - "капля силы") текст сознательно немного изменен. В письме так: "Пока есть капля силы, надо бороться. За то, что ты считаешь мудрым и человечным". Полностью пись- мо Э.В.Ильенкова ко мне приложено к тексту фильма ниже. ---------------------------------------- ЧАСТЬ ВТОРАЯ ------------ Содержание кадра. Вечер. Крупно - листва после дождя. С нее падают капли. Панорама влево, и открывается большое озе- ро. Облокотившись на парапет набережной, стоит спиной к нам мужчина. Камера панорамирует вправо, и мы видим рядом с озе- ром парк отдыха. Горят веселые огни, гуляют нарядно одетые люди. Они проходят мимо скамеек, на которых тоже сидят отды- хающие, болтая о чем-то. Саша (голос за кадром). Моя мечта проста и недоступна, Как огонек вдали за Иссык-кулем, Что виден за полсотни километров, А плыть к нему - ни лодки, ничего. Моя мечта - уйти куда угодно, Хотя бы рядом, но без провожатых; Сказать любому встречному два слова, Без перевода выслушав ответ. Иль посидеть у парковой дорожки, Понаблюдать людей, по ней идущих. Обрывки их бесед спокойно слушать, И с кем-то самому заговорить. Хочу людей глазами, не руками, Увидеть ясно - до деталей мелких; Хочу людской ушами, не руками, Услышать даже самый тихий шопот... Но нет, мечта простая недоступна, Как огонек вдали за Иссык-кулем, Что виден за полсотни километров, А плыть к нему - ни лодки, ничего. Содержание кадра. Продолжение панорамы уже по другой аллее парка. Камера завершает движение по кругу, и мы снова видим мужчину у парапета. На другом берегу озера мерцает огонек. Он медленно гаснет, а затем на его месте появляется далекий освещенный ярким солнцем выход из туннеля. Камера сквозь толпу медленно движется к выходу; при упоминании в закадровом монологе имен, - на фоне тоннеля медленно просту- пают и затем расплываются фотографии перечисленных людей. Голос за кадром. Благодаря Ильенкову, я родился второй раз... Но если он - большой ученый, мыслитель, - был на выс- шей ступени той великой помощи, что получил я от людей, - то на первой, и самой главной, была, конечно, моя мама... Вот уж кому и вправду было тяжело. Она сделала все возможное и невозможное, и я вовремя попал в Загорский специальный детс- кий дом. Там познакомился с замечательными педагогами. Ва- лентиной Сергеевной Гусевой... Альвином Валентиновичем Апра- ушевым... Это он научил меня печатать на зрячей машинке. -------------------- По поводу этого злополучного замечания о зрячей машинке мне пришлось выслушать немало назойливых насмешек. Мол, только этому и научил? Хорош наставник, и хорош ученик, ко- торому больше нечего вспомнить! Во-первых, в фильме не место было перечислять, чему на- учил меня кто бы то ни было. И, упоминая о зрячей машинке, я, естественно, ни в коем случае не претендовал на исчерпы- вающую характеристику роли Альвина Валентиновича Апраушева в моей жизни. Это должно быть понятно само собой, и то, что этого очевидного обстоятельства не хочет признать назойливый насмешник, я могу отнести лишь за счет его, насмешника, не- доброжелательности лично к А.В.Апраушеву. Во-вторых, научить вообще можно только навыкам. Нау- чить, например, писать стихи - нельзя, ибо поэтическое твор- чество - не система навыков, сколь угодно сложная, а качест- во личности, вырабатываемое (формирующееся) в процессе обще- го развития. Поэтому я говорю, что стихотворчеству нельзя научить, но можно научиться самому (миф о врожденной талант- ливости, о том, что поэтами якобы рождаются, отвергаю кате- горически). Любой воспитатель может только способствовать становлению тех или иных качеств личности, ободряя воспитан- ника, всячески поддерживая его, создавая по возможности бла- гоприятные условия и т.д.. Кстати, именно это все и делал А.В.Апраушев, когда я только начинал писать стихи, и еще мог перестать их писать в ответ на какую-нибудь бестактность. Так что за стихотворчество я тоже ему благодарен, но эту благодарность одной фразой, сопровождающей показ фотографии, не выразишь. В-третьих, и навык печатания на зрячей машинке - не пустяк! Из всех моих навыков этот, пожалуй, важнейший. Ведь, в отличие от Н.А.Островского и О.И.Скороходовой, у меня не было возможности диктовать мои рукописи. С брайлевского чер- новика по-зрячему я должен был перепечатывать их сам. Только в 1995 году у меня появилась возможность работать на компь- ютере, оснащенном специальной приставкой для слепых, в Рес- публиканском центре компьютерных технологий. Здесь я получил возможность, совершенно фантастическую, сколь угодно ответс- твенно редактировать мои тексты (и данный текст редактирую в этом же центре), не тратя время на перепечатку по-зрячему, - для всякого рода распечаток существует зрячий принтер. Поль- зуюсь случаем, чтобы низко поклониться создателям этого центра за столь фантастические возможности полноценной лите- ратурной работы без зрения и слуха. ---------------------------------------- Позже я познакомился с Александром Ивановичем Мещеряковым. Все эти люди были моими старшими друзьями. Всю душу вклады- вали. С их помощью, в 1971 году, я вместе с тремя своими то- варищами, тоже из детдома, поступил на факультет психологии МГУ, и теперь работаю, как и двое других, младшим научным сотрудником в НИИ Общей и Педагогической Психологии АПН СССР. -------------------- В 1994 году я защитил кандидатскую диссертацию, а в 1996 - докторскую. Теперь у меня другая должность в том же институте, который после 1991 года называется Психологичес- ким институтом Российской академии образования. Теперь (с октября, а фактически с января 1994) работаю в Группе психо- логии общения, развития и социореабилитации личности, кото- рой руководит действительный член РАО и Международной психо- логической академии Алексей Александрович Бодалев. Без само- отверженной помощи всех сотрудников этой группы, особенно доктора психологических наук Вилена Эммануиловича Чудновско- го, я не смог бы защитить ни кандидатской, ни докторской диссертации. Перед всеми этими vюдьми, - кроме уже назван- ных, еще перед доктором психологических наук Юлией Борисов- ной Некрасовой, доктором философских наук Виктором Тимофее- вичем Ганжиным и кандидатом философских наук Натальей Львов- ной Карповой, - я в неоплатном долгу. ---------------------------------------- Содержание кадра. Камера выходит на ярко освещенную и шумную платформу "Лось" московской железной дороги. Прибыва- ет электричка. Народ устремляется к ней. Камера входит в пе- реполненные вагоны. Голос за кадром. Каждую неделю из своего дома, что на Палехской улице в Москве, я, с помощью случайных встречных, отправляюсь в загорский интернат, где веду работу с детьми. Моя официальная научная тема - формирование воображения у слепоглухонемых детей. Содержание кадра. В огромном пустом вагоне сидит в глу- бине знакомый нам мужчина. Голос за кадром. В пустой, а иногда - в переполненной электричке я еду в Загорск. Чувствуя присутствие других лю- дей, ощущая по ритмичной вибрации поезда его движение, еду и думаю. Думаю о своих любимцах, о таких ребятах, как Алеша Живагин. Сколько еще людей, даже не успевших стать людьми, надо спасать от участи, которой, по счастью, удалось избе- жать мне. Содержание кадра. Мы видим его со спины, сидящим у окна вагона. Скамейки рядом пусты, но тут (во второй экспозиции) на них появляются пассажиры. Их много, вагон, оказывается, переполнен. Слепоглухой пассажир сидит у окна, мы видим его чуть со спины. Голос за кадром. Ведь Алеша слишком поздно поступил к нам. И хотя ему сейчас лет двенадцать, но по своему развитию он на уровне младшего дошкольного возраста. Он только недав- но научился называть себя - "я". Раньше называл себя, как двухлетние детишки, - в третьем лице..."Алеша смеется!" - говорит он про себя. Он меня всегда ждет. И, когда я прихо- жу, первым делом просит поставить музыку. Два часа, три часа сидит себе у магнитофона. -------------------- Сейчас Алеша уже взрослый, но по-прежнему находится в Сергиев-Посадском реабилитационном центре, так как ему, да и очень многим другим выпускникам, негде устроиться на работу. Он хорошо лепит, работает в кустарно-промысловой мастерской при центре, где изготовляет берестяные игрушки. Речь у него развернутая, грамотная, фразовая, с ним можно свободно бесе- довать, и при наших встречах он донимает меня идеологической проблематикой, требуя немедленно, по примеру "всех", уверо- вать в бога. ---------------------------------------- Содержание кадра. Камера переносит нас в игровую комна- ту детского дома. Снова здесь Алеша Живагин. Камера чуть отъезжает, и в кадре появляется плечо и рука мужчины. Алеша вставляет свою ладонь в ладонь взрослого, и они вступают в контакт посредством дактилологии - пальцевой азбуки. Теперь мы их видим на фоне окна. И снова с предыдущей точки Алеша улыбается. Со второй точки видно, как взрослый потянулся ку- да-то за кадр... Его ладонь поискала и нашла на соседнем столе большие наушники. Мужчина надел наушники на голову мальчика. Голос за кадром. Слышит он музыку, конечно, своеобраз- но... (Из наушников доносится смесь ритмичного шороха с очень высоким писком.) -------------------- Специалисты знают, что тугоухость - это не просто ос- лабленные, приглушенные звуки, во всем, кроме "громкости", такие же, как и при нормальном слухе. Увы, нет. Это еще рез- кое изменение частотного диапазона слышимых звуков. И опять - не просто сужение диапазона. Одни звуки слышны лучше, дру- гие - хуже, третьи почти не слышны. Я, например, лучше слышу высокие звуки, хуже низкие и еще хуже средние, речевого час- тотного диапазона. Чаще же всего, наоборот, лучше сохраняет- ся слышимость низких звуков и хуже - высоких. ---------------------------------------- Содержание кадра. Алеша, улыбаясь, закрыв глаза, слуша- ет музыку. Стоп-кадр. Улыбаясь и закрыв глаза, танцует брейкер. Проносится мимо камеры поезд. Сидит среди людей слепог- лухой. Мы видим его на фоне окна. Видим группу пассажиров нап- ротив него... В другой группе трое, сидящих рядом - мужчина, женщина, другой мужчина, - спят... У окна напротив клюет но- сом старуха с довольно злым лицом... Мы видим мальчика. Он уткнулся в ладонь папе, который тоже спит. Неподалеку полу- лежа на скамейке примостились братишка и сестренка... Сидит у окна слепоглухой... Голос за кадром. Одни боятся трудностей и ответствен- ности, а другие не могут не принять эту тяжесть на свои пле- чи. Есть, например, люди, готовые на все, лишь бы снять с себя ответственность и доказать, что вообще не нужно преодо- левать задержку духовного развития. Они спекулируют на низ- ком уровне самосознания наших ребят. Они говорят: те, кто требует от вас чего-то большего, кто разуверяет вас, что вы все знаете и все умеете, - те ваши враги. Получается, что враги слепоглухих - это все, кто мечтает о подлинной челове- ческой жизни наших ребят, о том, чтобы они были действитель- но людьми, действительно личностями, а не просто, как гово- рил Маркс, "частичными деталями частичной машины"... Я тоже оказался среди "врагов слепоглухих", чем очень горжусь. Содержание кадра. Дает интервью одна из воспитательниц Загорского детского дома. Женщина. Вот я как раз хочу об этом сказать... В этих детей очень много вложено. Очень много. А отдача? Нужно об этом прежде всего подумать. Потому что государство их не обидело и не обидит: прописка московская, звания, квартира. Зачем? Они же ничего государству дать не могут. Отдачи нет. Нулевая она! За исключением сироткина. И то, потому, что у него жена, сподвижница. Да! Вы посмотрите, какой вклад фи- нансовый в этих четверых! Это для престижности - там есть Елена Келлер, а у нас четверо! Давайте вникнем по-хозяйски, по-государственному, по-человечески, по-разумному. Вот в мою бытность сорок - пятьдесят воспитанников в школе. Все раз- ные, интеллект разный. Все идут по разным дорожкам, но все дают какую-то отдачу. А вот вы посмотрите, чем они живут? Это все надуманное! Какой вклад они могут дать в нау- ку...(Звуковой наплыв ее же текста из следующего куска)... Содержание кадра. Эта же женщина, на том же месте, с той же точки... Женщина. Надо же пользу приносить. Не только кусок хле- ба! Государство их не обидело и не обидит. Но я считаю, что пусть маленькое дело, маленькую специальность, но чтобы он морально чувствовал, что он делает, маленькое, но де- ло...(Снова звуковой наплыв) Содержание кадра. Она на том же месте. Женщина. Много ли таких домов, которым отпущено триста тысяч в год на пятьдесят воспитанников? Имеют ли возможность нормальные интеллектуальные дети, - вот ваши, другие дети, - имеют ли возможность так финансироваться? Нашему дому многое дано, и мы должны готовить людей, которые давали бы отдачу. Маленькую, но отдачу государству. (Звуковой наплыв). -------------------- В 1990 году детский дом переехал, и там сейчас больше сотни воспитанников. Строится вторая очередь, для взрослых, и будет двести. Цифры финансирования, конечно, доинфляцион- ные. Сейчас у детдома много спонсоров, в том числе зарубеж- ных, из германии особенно. Идет помощь. Финансовые возмож- ности государства скудные, и без спонсорской помощи там бы голодали. Сироткин Сергей Алексеевич - один из четырех слепоглу- хих выпускников МГУ. Остальные - Корнеева (по мужу теперь Крылатова) Наталья Николаевна, Лернер Юрий Михайлович и я - Суворов Александр Васильевич. ---------------------------------------- Содержание кадра. Она на том же месте. Женщина. Да какая она наука?! Какая? Какая? Вот он пи- шет диссертацию. Кому?! Зачем?! Кто ее сможет применить, внедрить?! Кому от нее польза будет?.. (Звуковой наплыв). Содержание кадра. Она же на том же месте. Женщина. Да разве может человек с такими большими ано- малиями быть полноценным?! -------------------- Ну и истерика! Это, пожалуй, гвоздь фильма. Уж эту-то речь поняли все, и это вполне компенсировало мое невнятное бормотание - "Женщина" сразу всех сагитировала в мою пользу. ---------------------------------------- Содержание кадра. Сидит в вагоне, на фоне бегущего за окном пейзажа, знакомый нам слепоглухой... Ходит по вагону с маленьким ребенком и протянутой рукой молоденькая, красивая цыганка... ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ------------ Содержание кадра. Пожилые люди - по-видимому - муж и жена - неотрывно смотрят в окно электрички. Голос за кадром. В большинстве случаев - это не созна- тельная идеология, а что-то вроде инстинкта, инстинкта со- чувствия. Люди искренне не понимают: зачем на ребят навали- вать новые и новые трудности, им без того тяжко в их-то по- ложении. Пожалеть бы бедных, не предъявлять к ним слишком серьезных требований. Иначе говоря, - возможно и такое, - "из жалости" "освободить" от необходимости становиться и быть людьми. С этими можно спориь, этих можно убеждать. Но те, о ком я говорю с такой ненавистью, снимают с ребят вся- кую ответственность не из сочувствия к ним, а по следующим причинам: они хотят главенствовать сами, то есть они делают это из тщеславия, чтобы выглядеть в глазах слепоглухих и об- щественности благодетелями, спасителями слепоглухих; они хо- тят расколоть нас, наименее развитых отколоть от наиболее развитых, внести сумятицу. С тем, чтобы стать опять-таки первыми во всем нашем деле, пролезть наверх. Хоть небольшая, хоть в ограниченной области, зато власть. Стремление к влас- ти. Одним словом, это типично фашистские методы, типично фа- шистские цели, типично фашистская демагогия. С ними я непри- мирим. Содержание кадра. А в глубине вагона идет проверка би- летов. Пожилой контролер отчитывает молодого безбилетника... Закутанная в платок старушка с добрым, но очень груст- ным лицом... К пожилому контролеру присоединилась женщина-контролер, они берут у подростков штраф. Пожилой мужчина, вздохнув о чем-то тяжело, покачивает сокрушенно головой... Снова мы видим стариков, мужа и жену, они по-прежнему смотрят в окно... Мужчина читает газету, которая почти полностью скрывает его лицо... Мы видим пробегающий за окном ландшафт. Вдруг проносит- ся встречный поезд. Мелькают вагоны... Последний вагон зас- тывает в стоп-кадре. На черном фоне появляются красные над- писи: 1. Официальные лица, о которых идет речь, наотрез отка- зались участвовать в съемках. Вот их мнение: 2. "Это бред больного человека. Отвечать на него - зна- чит предстать в смешном виде перед зрителями". 3. "Суворов рисует мрачную картину существования сле- поглухонемых у нас в стране... Это будет черный, аполитичный фильм". Мы видим ладонь мужчины, которая считывает с листа вы- пуклый брайлевский шрифт... Камера следит за рукой. В кадре появляется пишущая машинка, пальцы споро бегают по клавиату- ре. Голос за кадром. И тогда я решил работать с детьми, чтобы тем самым подложить под все это бомбу замедленного действия. Если мы не будем ограничиваться тем, что говорят о воображении психологи-экспериментаторы, или литературоведы, то мы поймем, что воображение - это не что иное, как чут- кость к окружающей ситуации, чуткость вообще ко всему миру, и к себе самому, и к окружающим людям в первую очередь; ос- нова нравственности, основа всего человеческого в человеке. Содержание кадра. Мы видим общий план комнаты, где и работает этот человек... Голос за кадром. Если так понимать воображение, то фор- мировать его, воспитывать его, - значит закладывать фунда- мент личности вообще. Ведь легче всего оболванить дурака. Значит, задача в том, чтобы дураков было как можно меньше, чтобы оболванивать было некого, чтобы спекуляции, искусс- твенно задерживающие развитие людей, были невозможны. Содержание кадра. Камера, находясь посередине комнаты, медленно поворачивается на 90 градусов. Книжные полки, книги везде, даже в коридоре на полу... Продолжив панораму, камера возвращает нас к мужчине, который печатает за столом. Голос за кадром. Ведь задерживается духовное развитие не только наших ребят, а миллионов и миллиардов людей вооб- ще. Содержане кадра. Гудок поезда возвращает нас в вагон. На фоне окна профиль слепоглухого.... Мы видим общий план вокзала города Загорска. Голос за кадром. ...Да, условий человеческой свободы очень много, и далеко не все они еще налицо. Боюсь, все сов- сем не так просто, как думали раньше: стоит освободить чело- века от голода, скажем, от необходимости бороться за хлеб насущный, - и все будет в порядке; стоит сократить ему рабо- чий день - и освободившееся время он начнет тратить на твор- чество. Содержание кадра. Вот подходит московская электричка. Из нее высыпает народ. Люди идут по перрону в сторону каме- ры, которая установлена на лестнице. Поднимаются к ней, про- ходят мимо, мелькая в кадре, то открывая, то закрывая церк- вушку вдалеке... Голос за кадром. Не тут-то было. Оказывается, этому еще надо научить, к этому человека еще надо подготовить. Он дол- жен быть свободен от скуки, от безразличия, от душевной ле- ни. И вот от этого освободить человека может только педаго- гика. Тут возможна только профилактика. Лечить эту болезнь, когда она уже развилась, в зрелом возрасте, по-моему, невоз- можно. В зрелом возрасте она как рак неизлечима. Содержание кадра. Мы видим группу ребят. Они болтают о чем-то, смеются, мимо проезжает автобус, камера панорамирует за ним, открывая глубину улицы, по которой, щупая дорогу тросточкой, идет слепоглухой. К нему подходит девушка, помо- гает перейти на другую сторону... Голос за кадром. Меня спрашивали: как я выхожу на ули- цу, хожу по Москве, в Загорск один езжу. Я могу подойти к любому человеку, попросить о чем угодно. Элементарная добро- та. Мне очень многие люди помогают, есть друзья, есть помощ- ники... Содержание кадра. Камера движется мимо домов, автобу- сов, церквей... Голос за кадром. Или взять хотя бы этот фильм - как бы он стал возможен? Я ведь ни одной кинокартины в жизни не ви- дел, а взялся сценарий писать. Писал-то я, правда, всегда и много... Пробовал писать художественную прозу, стихи... Содержание кадра. Мимо распахнутого окна старенького деревянного дома, Голос Марии Тихоновны. Вот наш дом, там парк. Гуляния, танцы... А Саша пошел с отцом погулять в парк. Приходит та- кой грустный, спрашивает: "Мама, как же я буду жить? Меня никто не понимает и я никого не понимаю?!" Содержание кадра. На этом плане мы видим весь дом цели- ком... Мы видим руки пожилой женщины, они теребят платочек. Камера панорамирует наверх, на лицо женщины. Голос Марии Тихоновны. Я говорю дочке: "Идите, погуляй- те еще". Ну вот, приходят они потом, я и говорю: "Пойдем, сынок, погуляем!" Пошли мы, он меня спрашивает: "Мама, ты счастливая?" Я говорю: "Да, сынок, я счастливая..." А он: "Даже имея такого сына, как я?" Я говорю: "Да!.." "Ну вот, - говорит, Послушай, "Горькое счастье": стихотворение напи- сал". Я, конечно, его уже не помню сейчас. Лет девять ему тогда было... Он как раз глохнуть начал. -------------------- Странная ошибка маминой памяти. Стихотворение "Горькое счастье" написано в кризисном возрасте, в июле 1969, - мне было тогда шестнадцать. В восемь - девять лет я, правда, пы- тался уже писать стихи (возобновил в неполных четырнадцать, и с тех пор пишу), но ни о каких проблемах слепоглухоты в девять лет я задумываться не мог. Да и слышал еще прилично. Хотя уже переспрашивал все чаще. ---------------------------------------- Содержание кадра, Сначала вне фокуса мы видим размытые очертания улицы, потом фокус восстанавливается, мы видим слепоглухого, который входит в ворота. загорского детского дома для слепоглухонемых детей, об этом свидетельствует таб- личка на здании. Он подходит к группе слепоглухонемых детей, которые, окружив педагога, стоят у входа в детдом, вступает с ними в общение. Камера огибает несколько раз разговариваю- щих дактильно детей и слепоглухого мужчину. Голос за кадром. И сейчас, вспоминая тот наш давний разговор, и сам себя спрашиваю: а я счастлив? Сегодня, когда детдом переживает трудные времена, когда из-за интриг "юрис- тов от педагогики" снят с должности директора детдома Альвин Валентинович Апраушев - прекрасный педагог, продолжатель де- ла Мещерякова и Ильенкова, когда детдом все больше превраща- ется в обыкновенный приют, в детдом для инвалидов?.. Счаст- лив ли я? И все-таки - да. Несмотря на всю кутерьму, на все интриги... Я нужен. Ждут меня в детдоме... ...От чего бы я хотел освободиться и не могу? Такого немало, но если с точки зрения детей, то от паралича тоски. У меня такая острая, жгучая боль за детей, что я не могу свободно с ними общаться, держусь очень скованно, не могу с ними играть, не могу быть с ними веселым. Слишком сильно люблю? Нет, "слишком" любить нельзя. Слишком за них трево- жусь. Вот от этой излишней тревожности я бы хотел освобо- диться. Но мне трудно. Я боюсь за их будущее. Мне страшно за них. И я ни на секунду не могу об этом забыть. Титры: Автор сценария - Александр Суворов при участии Альгиса Арлаускаса. Режиссер - А. Арлаускас; Оператор - И. Коновалов; монтажер - В.Чумак; асс. оператора - А. Колмогоров; звукооператор - А. Славин; директор - А. Синева. Содержание кадра. Возникает черно-белое изображение не- ба в обрамлении цветов, на наших глазах небо обретает сине- ву, цветы становятся красными, зелень - зеленой... Картина высветляется. За кадром звучит, нарастая синхронно с превращением черно-белого изображения в цветное, хорал И.С.Баха. -------------------- Фильм снимался в 1986 году. А.В.Апраушев только что был снят с поста директора детдома и "исполнял обязанности" за- вуча. Окончательно его "ушли" в начале сентября 1988. Резкая общая характеристика детдома, как приюта, не вполне, пожалуй, оправдалась, хотя и полностью отречься от нее не могу. Детей учат. В целом внимания к ним больше, чем во время создания фильма. Тогда, уж точно, педагоги больше были озабочены выяснением своих отношений, чем детьми. Сей- час взрослые дрязги, без которых - в эпоху тотального дефи- цита элементарных жизненных благ, - женскому коллективу пол- ностью не обойтись, - эти взрослые дрязги на детях, сколько могу судить, не отражаются. Детдом наконец-то получил право выдачи своим выпускникам свидетельства о неполном среднем образовании. Раньше никаких документов об образовании дет- дом, как учреждение для глубоких инвалидов, не имел права вручать. Этой победой мы обязаны усилиям новой администрации Сергиев-Посадского Реабилитационного Центра - директору Александру Александровичу Федорову и завучу Галине Констан- тиновне Епифановой. Впрочем, от проблем образования я давно далек. Я полностью поглощен проблемами совместной педагоги- ки, то есть организацией содержательного общения слепоглухих детей со зрячеслышащими (и вообще детей-инвалидов со здоро- выми). В 1990 году возникло совместно-педагогическое движе- ние, тогда еще в СССР, а чуть позже - в Российской Федера- ции, - Детский Орден Милосердия. Официально ДОМ существует как программа Центрального Совета Союза Пионерских Организа- ций - Федерации Детских Организаций (СПО - ФДО, - наследницы Всесоюзной Пионерской Организации). Курирует эту программу Галина Владимировна Никанорова, которой я очень благодарен за то, что она находит место в этой работе и мне. Суть же совместно-педагогической работы предельно проста: какое бы образование дети-инвалиды ни получили, они должны жить среди здоровых людей. Интеграция в большом обществе - вот главное. ---------------------------------------- ПРИЛОЖЕНИЕ ========== Э.В. ИЛЬЕНКОВ - А. СУВОРОВУ =========================== -------------------- История этого письма такова. К весне 1974 года, когда я был студентом третьего курса Факультета Психологии МГУ, у меня разразился второй душевный кризис, связанный со слепоглухотой. Осознавать свою слепог- лухоту как нечто, многого меня лишающее, я начал еще в шест- надцатилетнем возрасте. В 1974 году поводом для переживаний послужила недоступность целого ряда видов искусства (живопи- си, архитектуры, да и музыки, - сколько-нибудь приличного слухового аппарата у меня в то время не было). Особенно тос- ковал я по музыке, даже задумывался довольно серьезно о са- моубийстве. Обострилась и другая проблема: кому и насколько можно верить, доверять? С одной стороны, нельзя не верить всем огулом, но с другой стороны, еще хуже и верить всем подряд, без всяких на то оснований. И я уже четко понимал, что неправда бывает невольной: человек может быть сам сбит с толку, ну, и сбивает невольно с толку тебя. Я запутался до такой степени, что уже отчаялся когда-либо решить эту проб- лему, - в условиях глубокой инвалидности, что и говорить, особо острую. Знакомый с основными направлениями философской мысли, я с ужасом ощущал, что волей-неволей скатываюсь в аг- ностицизм, то есть в принципиальное отрицание возможности что-либо знать, а следовательно, и кому-либо верить. Мне же хотелось быть никак не агностиком, не дешевым скептиком, но диалектиком. Я верил, что какое-то диалектическое решение проблемы, кому и насколько верить, на основании каких крите- риев, - существует, только мне пока неизвестно. Практически же дело шло о том, чтобы хоть сколько-нибудь уверенно разли- чать, когда меня обманывают сознательно, а когда невольно вводят в заблуждение, так как сами заблуждаются. Понятно, что без решения этой проблемы трудно как-то ориентироваться в человеческих отношениях. Быть же доверчивым дурачком, как и "на всякий случай" недоверчивым обывателем, я ни в коем случае не хотел. Я думал обратиться с этими проблемами к Александру Ива- новичу Мещерякову, - тогдашнему руководителю всей советской работы со слепоглухонемыми детьми, главному организатору на- шего обучения в МГУ. Но он тяжело болел, кочевал из больницы в больницу, и 30 октября 1974 года его жизнь должен был оборвать четвертый инфаркт. Я не решился его расстраивать своими переживаниями, и с летних каникул написал Эвальду Ва- сильевичу Ильенкову, рассчитывая, что Эвальд Васильевич, ес- ли сочтет возможным, покажет мое письмо и своему ближайшему другу, Александру Ивановичу. Эвальд Васильевич немедленно мне ответил, и его письмо стало моей опорой в самые тяжелые минуты на всю жизнь. "Выходы", на которые Эвальд Васильевич намекает в начале письма, - либо агностицизм, либо самоу- бийство (второе я уж предпочитал первому, потому что заранее был согласен только на диалектическое решение своих проб- лем). Должен добавить, что обратился я со своими "недозво- ленными настроениями" как нельзя более по адресу; американцы в одном из своих научных журналов признали Ильенкова единс- твенным в мире человеком, точно знающим, что такое диалекти- ка, - и эта вполне заслуженная "буржуйская" похвала едва не стоила Эвальду Васильевичу партийного билета и работы в На- учно-Исследовательском Институте Философии Академии Наук СССР. ---------------------------------------- 12 августа 1974 Дорогой Саша! Получил твое письмо, и оно заставило меня очень и очень задуматься. Имею в виду письмо про одиночество и "выходы". Дорогой ты мой человек, на проблемы, которые ты наставил, думаю, что сам Гегель не сумел бы дать окончательного и конкретного ответа. По существу ведь речь идет о том, зачем человечество вообще вышло из животного состояния и обрело себе такую хлопотную способность, как сознание. Зачем? Я искренне думаю, что н,а этот вопрос ("зачем?") ответа нет. У материалиста, разумеется, - Марксизм вообще, как верно гово- рил Ленин, прочно стоит на почве вопроса "Почему?", и на этот вопрос можно питать надежду найти ответ. Зачем существует солнце? Зачем существует жизнь? Любой ответ на эти вопросы будет относиться к области фантазии, плохой или хорошей поэзии. Таких ответов навыдумывано милли- он, - иногда остроумных, иногда поповски-тупых. И пессимис- тических, и казенно-оптимистических. Единственное, на чем может тут сойтись материалист с идеалистом, или фантазером, так это то, что сознание - как факт - величайшее из чудес мироздания (только, пожалуй, ки- бернетики считают, что им раз плюнуть, чтобы его объяснить). Ты верно и остро понял, что проблемы, в которые ты уперся, абсолютно ничего специфического для слепоглухого не составляют. Не буду лицемерить и говорить, что зрение и слух - вообще маловажные вещи, что в силу известной диалектичес- кой истины - "Нет худа без добра" - ты в свои двадцать один год уже дорос до такого сознания, которым дай бы бог обла- дать миллионам зрячеслышащих. Зная тебя, знаю, что сладень- ких утешений ты не примешь, что ты к ним глух. Я понимаю, что слепоглухота не создает ни одной, пусть самой микроско- пической, проблемы, которая не была бы всеобщей проблемой. Слепоглухота лишь обостряет их, - больше она не делает ниче- го. И поэтому ты в свои двадцать лет осознал и выразил их острее, чем большинство зрячеслышащих с высшим образованием, - так остро, как очень немногим удалось их осознать. Поверь мне, это вовсе не льстивый комплимент, продиктованный жела- нием как-то скрасить твои мучительные размышления и настрое- ния. Сознание - это не только чудо из чудес, - это и крест, - гораздо больше мыслителей (и не только мыслителей). Всерь- ез полагают, что без этого "проклятого" дара божьего человек был бы счастливее, и что вся боль мира существует, собствен- но, только в сознании. Недаром ведь, когда вырезают хотя бы аппендикс, стараются на это время сознание погасить. В той же книге, где сказано, что человек не единым хлебом жив, сказано так же: "Во многой мудрости много печали; и кто ум- ножает познания, умножает скорбь..." (это из библии, из гла- вы "Экклезиаст" - то есть, по-русски, "проповедник"). С эти- ми же идеями связана и старинная сентенция, что на самоу- бийство способен только человек (о скорпионах это давно ра- зоблаченная сказка). Не удивляйся, что я тебе цитирую биб- лию, - это ведь вовсе не поповская книга, каковою ее сделали попы. Это величайшее поэтическое произведение, равное "Илиа- де" и "Эдде", - и "Экклезиаст" (как звали его на самом деле, никто уже, наверное, не узнает) был очень большим поэтом. Это ему принадлежит определение мира и жизни как "суеты сует и всяческой суеты". Пожалуй, это самый большой пессимист из всех поэтов. Но и очень неглупый. Знаешь ли ты, что его сло- ва: "Кто копает яму, тот упадет в нее", и: "Кто разрушает ограду, того ужалит змей"?.. И еще сотни афоризмов, вошедших во все языки и культуры мира? - Вот еще образчик (думаю, что и не подозревал, что это - все тот же "Экклезиаст"): "Лучше слушать обличения мудрого, чем слушать песни глупых", и: "Не будь поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых", "Ибо как сновидения бывают при множестве забот, так голос глупого познается при множестве слов". Прости, я рискую перепечатать всю поэму. Саша, я это все к тому, что сознание - это не только чудо и крест, а и тончайший предмет в мироздании, - тончай- ший, и поэтому его могут сгубить вещи, которых другой пред- мет и не почувствует. И не от "силы воли", как говорили не- которые негодяи, "мыслители", а только от того, что не хва- тало ума и мужества, некоторые человеки "укокошивали себя". Сознание, или "дух", как его называли и называют, есть - Ге- гель - "способность выносить напряжение противоречия". Собс- твенно, это просто другая дефиниция сознания. Тяжкое оно, сознание, вещь, когда мир не устроен по-че- ловечески, а ты знаешь, как он может быть устроен. А тебя не слушают, над тобой даже смеются, обзывают "утопистом". Нель- зя ни в коем случае поддаваться минутам отчаяния. Я прожил пятьдесят лет и знаю: они все же проходят, эти минуты, и да- же думать о "выходе" из игры не нужно. Пока есть капля силы, надо бороться. За то, что ты считаешь мудрым и человечным. Опять тот же "Экклезиаст": "Время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать". Твердо знаю, что настанет и твое время плясать, даже если и настало твое время пла- кать. Пройдет. "У мудрого глаза его - в голове его, а глупый ходит во тьме." И это "Экклезиаст", который не был знаком с проблемой слепоглухоты, а как поэт понял, - согласись, - суть дела ум- нее, чем Матушка Зима... -------------------- Кличка одного из бюрократов, противостоявших А.И.Меще- рякову и Э.В.Ильенкову в их борьбе за новое, более крупное, реабилитационное учреждение для слепоглухонемых (которое между собой мы привыкли называть словом "Комплекс"; в насто- ящее время первая очередь комплекса наконец-то сдана в экс- плуатацию, строится вторая). Бюрократы рассуждали о выго- де-невыгоде "возни" со слепоглухонемыми, и ученые вынуждены были им доказывать, что сия "возня" очень даже "выгодна" хо- тя бы с точки зрения научного эксперимента, делающего фило- софию экспериментальной наукой. ----------------------------------------- Если бы ты был действительно один - одинок, - я не имел бы права советовать тебе мужество сознания. Ты не один, славный и мудрый мой друг. Приедешь - будем говорить с тобой долго и всерьез. Твой Э.В. СЛЕПОГЛУХОЙ В МИРЕ ЗРЯЧЕСЛЫШАЩИХ ================================ В Загорском Детском Доме для слепоглухонемых детей в 1984 году начали преподавать новый учебный предмет - СБО (Социально-Бытовую Ориентацию). Татьяна Александровна Баси- лова, сотрудница НИИ Дефектологии АПН СССР, попросила меня описать мой опыт жизни среди зрячеслышащих, чтобы тем самым помочь разработке учебной программы по СБО. Я согласился с энтузиазмом, но очень не сразу нашел время на эту работу, значение которой выходит, конечно, да- леко за чисто учебные рамки. Выбор-то у слепоглухих невелик: либо сиди на шее у родственников, либо сиди на шее у госу- дарства (в разного рода ПсихоНеврологических Интернатах, где, случалось, наши выпускники пухли и мерли с голоду), ли- бо, наконец, интегрируйся в большом мире, учись находить об- щий язык со зрячеслышащими, самостоятельно организовывать себе их, всегда необходимую, помощь, да и самому помогать. Проблемы слепоглухого в зрячеслышащем окружении меня давно волнуют и не могут не волновать, - я ведь сам и есть один из слепоглухих, живущих среди зрячеслышащих. Я все равно что-нибудь написал бы по этой почти не разработанной пробле- матике. Так что СБО - только лишний повод, чтобы внести по- сильный вклад в разработку названных проблем. * * * Жизнь взрослого слепоглухого среди зрячеслышащих порож- дает множество проблем, но из них одна - главная, централь- ная, решить которую - значит получить возможность более или менее успешно решить и все остальные. Без решения же этой центральной проблемы все остальные неразрешимы. Речь идет о проблеме взаимоотношений между слепоглухим и окружающими его людьми, то есть, по существу, о тех или иных конкретных принципах и средствах общения между ними. Эту проблему ставит фундаментальный по своему значению факт, который надо постоянно иметь в виду, - из которого, как из аксиомы, надо исходить в исследовании любых связанных со слепоглухотой проблем, - тот факт, что мир, в котором вы- нужден жить слепоглухой - это мир зрячеслышащих, а не его. Мир этот устроен зрячеслышащими в расчете на зрение и слух, а не на осязание. Все национальные языки - звуковые; одно из важнейших искусств - музыка - требует физической возможности слышать и умения слушать. Письменность, живопись, архитекту- ра, скульптура, всевозможные шкалы в разнообразнейших прибо- рах, - все это и многое другое предполагает физическую воз- можность видеть и умение смотреть. А сколько рассчитанного сразу и на зрение, и на слух - вроде кино! Конечно, так как слепота и глухота по отдельности встречаются не очень, но часто, кое-что - и немало - сделано для полноценной жизни в мире зрячеслышащих людей с недостатком либо зрения, либо слуха, а значит, в порядке побочного эффекта, и людей с не- достатком зрения и слуха вместе. Но все-таки полная самосто- ятельность не то что слепоглухих, - даже слепых и глухих, - в мире зрячеслышащих невозможна. Это не их мир: отчасти к ним подладившийся, к ним доброжелательный, но все равно чу- жой. Всегда есть более или менее значительная сфера жизни, в которой слепой не может обойтись без помощи зрячего, а глу- хой - без помощи слышащего (и "говорящего", поскольку глухо- ту очень часто сопровождает немота). Сфера же, в которой слепоглухой не может обойтись без помощи зрячеслышащего, тем более велика. Сфера зависимости у слепоглухих так велика, что, кажет- ся, они обречены на пожизненную опеку зрячеслышащими, ибо никакая самостоятельность для них вообще невозможна. Ну, еще туда-сюда - в своем доме, во дворе, если двор есть. А на улицах, особенно с большим движением транспорта? А на самОм этом транспорте? а в магазинах, а на почте? Между тем Соци- ально-бытовая Ориентация предполагает умение сориентировать- ся именно на улице, именно на транспорте, именно в торговых и прочих учреждениях. Знаменателен сам факт появления на свет божий учебного предмета СБО. Это значит, что стала об- щепризнанной сама физическая возможность пусть ограниченной, но самостоятельности слепоглухих. Возможности, конечно, очень индивидуальны, и зависят они далеко не только от сте- пени утраты зрения и слуха, да и зрячеслышащие, в том числе обучающие слепоглухих СБО, вообще склонны скорее недооцени- вать, чем переоценивать возможности самостоятельности в ус- ловиях слепоглухоты. Недооценка неизбежна, ибо ни один зря- чеслышащий никогда, ни при каком сочувствии, ни при каком опыте общения, не сможет представить себя в положении сле- поглухого, встать на его место. Чтобы недооценка не приводи- ла к попыткам сверхзаботливых зрячеслышащих жить за слепог- лухого, вместо него, надо понять самое главное, - то, от че- го именно зависит возможность или невозможность для слепог- лухого быть самостоятельным. Зависит же она в решающей сте- пени вовсе не от величины остатков зрения и слуха, а от ком- муникабельности, то есть от желания и умения общаться с са- мыми разными людьми, обращаться за помощью к самым разным людям, особенно к случайным встречным. Это - самый главный вывод, который я сделал за годы собственной жизни среди зря- чеслышащих, с помощью зрячеслышащих. И еще один, тоже очень важный вывод: для того, чтобы быть самостоятельным на улице, в транспорте и общественных учреждениях, слепоглухому на са- мом деле нужна совсем небольшая, прямо-таки ничтожная по- мощь. Например, я не мог часто бывать в лианозовском парке, недалеко от которого прожил восемь лет, только потому, что он находился на противоположной стороне улицы с большим дви- жением, но без подземных переходов. А велика ли услуга - пе- ревести через дорогу? Перевести, довести, посадить, выса- дить, помочь купить - от зрячеслышащих в их, к зрению и слу- ху приспособленном, мире, такая помощь не требует ни особых усилий, ни особого времени. Чтобы жить без чрезвычайных зат- руднений, слепоглухому со стороны окружающих - буквально первых попавшихся, первых встречных, - нужна самая минималь- ная помощь. Но вот получить эту помощь иногда, и гораздо ча- ще, чем можно предполагать интуитивно, неимоверно трудно. Ибо нет ничего труднее, чем втолковать первому встречному обывателю (то есть считающемуся нормальным человеком идио- ту), что ты - слепоглухой, слепой и глухой одновременно, че- ловек, нуждающийся в самой ничтожной, но очень важной для него помощи, без которой тебе из-за слепоглухоты, может быть, попросту не выжить. Острее всего психологическая проб- лема взаимоотношений с другими людьми, а не физиологическая проблема исправности органов зрения и слуха. Как-то я запутался на круглой площадке, на которую со всех сторон света выходит не меньше восьми дорожек, - я за- путался, не в силах сообразить, по какой дорожке я сам сюда попал. Это была детская площадка в парке, и народу там было немало. Но только десятый из всех подходивших ко мне людей понял, что я слепоглухой, что мне надо чертить пальцем пе- чатные буквы во всю правую ладонь, и что я всего лишь не мо- гу сообразить, в какой стороне Ярославское шоссе. По моей просьбе он посадил меня на скамейку рядом с нужной мне до- рожкой, чтобы я в любой момент мог сам выбраться из парка. Я не спешил, хотел почитать и подышать в парке, а фактически в лесу, - и мы разговорились. - Вы не похожи на слепоглухого, - сказал мне этот чело- век. - А каким, по-вашему, должен быть настоящий слепоглу- хой? Вы раньше-то, до меня, слепоглухих видели? - Нет, не видел. Вот эта "непохожесть" на то, чего никогда не было в опыте случайного встречного, очень мешает слепоглухим быть самостоятельными, каждый раз не переживая слишком остро сво- ей слепоглухоты. Это самое серьезное внешнее препятствие, а ведь слепоглухие и сами себе мешают не меньше, если не боль- ше, боясь "чужих", стесняясь "приставать" с просьбами о по- мощи к незнакомым людям, а то и просто стесняясь своей не- разборчивой устной речи. Одни из нас эти психологические проблемы упорно пытаются решить, и более или менее успешно решают; другие, боясь этих проблем, просто отказываются от их решения, и тем самым от самостоятельности, попадая к пос- тоянному окружению в безысходную зависимость, часто куда бо- лее унизительную, чем минутная зависимость от самого недо- гадливого случайного встречного. И вот парадоксальный факт: люди с довольно значительными остатками зрения и слуха ока- зываются иногда гораздо беспомощнее тех, у кого эти остатки намного хуже, но зато есть воля к самостоятельности во что бы то ни стало. А если есть воля, то умение быть самостоя- тельным - дело наживное. * * * Итак, для самостоятельности необходима упорнейшая воля к самостоятельности, несмотря ни на какие неудачи, и еще не- обходимо спокойное мужество ошибаться. Не бояться ошибок, идти навстречу ошибкам, осознавать ошибки без самооправда- ния, исправлять - без позы (например, без позы обиженного или позы неоцененного благородства). Это касается всех лю- дей, но слепоглухих - в первую очередь. Зрячеслышащие нас- только благоустроили свой мир, что им элементарная самостоя- тельность дается легко, не требуя от них ни воли, ни мужест- ва. Много ли нужно воли для перехода через дорогу, или му- жества для прогулки в дачном лесу? На элементарном, простей- шем уровне - сплошное удовольствие, или нечто до незаметнос- ти привычное. Воля и мужество требуются в более сложных си- туациях, в межличностном общении, в работе. А то и нигде: вместо воли и мужества - привычка, вся жизнь держится на од- них привычках. В результате при встрече с чужим несчастьем - бегство, а если несчастье обрушилось на собственную голову, то первая мысль - тоже о бегстве: на тот свет. Сфера приятной легкости и привычной незаметности бытия у слепоглухих сужена до предела, и поэтому воля и мужество от них требуются там, где зрячеслышащий действует машиналь- но. От меня, например, литературное творчество требует го- раздо меньше воли и мужества, чем покупка молока, несмотря на право покупать вне очереди. Вообще пользоваться льготами по инвалидности я не стесняюсь, ибо и при всех льготах жизнь иногда бывает просто невыносимой. Льгот, как ни много - ма- ло, ибо есть все льготы, кроме самой главной, - кроме льготы понимания и готовности помочь со стороны первого встречного. А уж этой льготы никакой парламент не предоставит, ибо речь тут идет не о тех законах, которые можно принять, исправить, вообще отменить, а о тех законах, которые действуют или не действуют в зависимости от уровня нравственной - как и эсте- тической, интеллектуальной, экономической и всякой иной, - культуры общества в целом, и каждого члена общества в от- дельности. Говорю об отсутствии, вернее недостатке, "льготы пони- мания", потому что зрячеслышащие, более или менее выезжающие на всевозможных привычках, просто не в состоянии понять, как это слепоглухие подчас буквально в истерике из-за сущих пус- тяков, даже о существовании которых зрячеслышащим и вспоми- нать неловко. Это относится именно к зрячеслышащим, сущест- вующим бездумно, за счет привычек. Есть и другие, - их мень- ше, чем первых, но счастье, что вообще есть, - живущие мыс- лями, мужеством, чувствами, чутко готовые подвергнуть реви- зии любую привычку. Хозяева, а не рабы привычек. Те, кого, в отличие от первых, обычно называют "думающими". Я счастлив тем, что в моем постоянном окружении таких "думающих" боль- ше: во всяком случае, таковы все мои ближайшие друзья. Те, кто свято следует привычкам своим и общества без учета ситу- ации, возводя эти привычки в абсолют, - те около меня долго не держатся, не могут удержаться. Чтобы жить сколько-нибудь полноценно, а иногда чтобы выжить в условиях слепоглухоты, мне - и ради меня моим зрячеслышащим друзьям - приходится сознательно нарушать некоторые общепринятые нормы поведения. Например, такую: как можно меньше обращать на себя внимания, привлекать к себе внимание. Многие приходят прямо в ужас от того, что "Люди смотрят". Ужасаются не того, на что именно "смотрят", а того, что вообще "смотрят", и даже - "будут смотреть". "Смотрят" же на дактилологию, на общение со мной посредством пальцевых комбинаций, а не звуков. Или смотрят, как я пытаюсь осмотреть руками какой-нибудь памятник. Сло- вом, смотрят на неизбежно необычные в моем положении способы удовлетворять самые обычные и законные потребности - в обще- нии, в познании. И вот мне говорят (бывало, и еще время от времени бывает), что я не должен удовлетворять эти свои пот- ребности доступными мне способами, - видите ли, "некрасиво". Что "некрасиво"? Разговаривать руками и вообще делать руками то, что другие делают с помощью глаз и ушей. Почему "некра- сиво"? Потому что "смотрят". И не догадываются, что некраси- во, нехорошо, неприлично, безнравственно в такой ситуации именно "смотреть", глазеть, а так же реагировать на глазе- ние, замечать его, смущаться им. Кто же виноват, что я не вижу и не слышу! А требовать от меня, раз уж я не могу (не всегда могу) вести себя "как все", чтобы я замирал, превра- щался в какое-то ходячее растение, - требовать этого бесче- ловечно. Ну, да нет худа без добра. Убедившись, что вести себя "как все" не всегда уместно, я убедился в идиотизме самого требования "быть как все". В результате очень рано - сколько себя помню - стал относиться к морали сознательно-критичес- ки, а не бездумно-подражательно. Целесообразность любого "приличия" я всегда требовал объяснить, иначе отказывался его соблюдать. И хотя в своем критицизме я нередко хватал через край, одно время даже отрицая мораль вообще, всю цели- ком, без разбору, - я никогда не сомневался и не усомнюсь в принципиальной, даже единственной правильности сознатель- но-критического отношения к морали. Именно такому отношению к морали мы должны научить подрастающих слепоглухих, да и всех вообще людей, если действительно желаем их самостоя- тельности, - как элементарной (бытовой, пространственной), так и личностно-духовной. И не только к морали надо так от- носиться. Ко всему - при малейшем подозрении, что не совсем ладится, не совсем срабатывает, что-нибудь да не так, что-нибудь да не к месту. Я вовсе не отрицаю при этом привы- чек, штампов, стереотипов поведения как таковых. Просто я против возведения их в абсолют, придания им самоценного зна- чения, в то время как они - только средство, но ни в коем случае не цель жизни. Всякие приличия и привычки хороши только до тех пор, пока они упрощают, облегчают, а не ослож- няют, не затрудняют жизнь. Когда же они соблюдаются, несмот- ря ни на какую целесообразность, вопреки здравому смыслу, во что бы то ни стало, - тогда они, приличия и привычки, не только осложняют, затрудняют жизнь, а делают жизнь вообще невыносимой, невозможной. Как-то я с одним своим другом собрался в Ленинград. Уже в купе, перед самым отправлением поезда, кто-то из провожаю- щих попросил меня, по возможности, вести себя в Ленинграде "как все зрячеслышащие", чтобы на нас с другом поменьше гла- зели. Я ответил взрывом: - Ни в коем случае! - додумав: "Тогда уж лучше никуда не ехать". Человек опешил: - Почему? Я - немного спокойнее: - Потому что я не зрячеслышащий. На этом и кончился разговор. Проще, короче и точнее объяснить особенности своего поведения я не смог бы. Учет ситуации, учет в своей жизнедеятельности того очевидного факта, что я не зрячеслышащий, а слепоглухой, - вот фунда- мент всей моей самостоятельности, вот сила, заставившая меня искать, изобретать конкретные способы жить нормально, вопре- ки слепоглухоте, в обход слепоглухоты. Тут меня очень под- держало философское определение мышления, восходящее в пер- вой своей редакции еще к Спинозе: Мышление - это способность мыслящего тела действовать согласно логике, внутренней сути любого другого тела. Действовать по логике - и значит дейс- твовать по ситуации, с учетом ситуации. Учиться этому учету - и значит учиться быть самостоятельным. У меня эта учеба поневоле была тоже самостоятельной, потому что учиться тому, как самостоятельно ездить и покупать, было не у кого. О.И.Скороходова была самостоятельна только в пределах своей квартиры, а вне квартиры - ни шагу без секретаря. В ее книге "Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир" описан только один случай, когда на вокзале Ольгу Ивановну никто не встретил. Женщина, которая ее привезла, должна была ехать дальше, и поэтому провела Ольгу Ивановну в отделение милиции, где та и дождалась, когда за ней приедут. Милицио- нерам она объяснила, как с ней общаться: чертить пальцем зрячие буквы во всю ее ладонь. Ольга Ивановна сообщила номер телефона, по которому за ней и вызвали сопровождающего. Нес- колько раз такое было и у меня. С этого, собственно, все и началось, когда я понял, как ненадежен постоянный помощник, и почувствовал, как унизительно зависеть от одного человека. Независимость получится в результате зависимости от многих, от случайных встречных. Так я решил - и начал "самостоятель- ничать". *** Для самостоятельности всего важнее личностно-психологи- ческие предпосылки, но, конечно, нельзя не учитывать степени слепоты и глухоты, а так же, есть или нет, и насколько раз- борчива, если есть, устная речь. От конкретного состояния зрения, слуха и речи зависит, в каких пределах слепоглухой может обходиться без посторонней помощи, а в каких - самой минимальной помощью, не говоря уже о конкретных способах об- ращения за помощью, привлечения к себе внимания и объясне- ния, что именно нужно. Личностно-психологическими предпосыл- ками предопределяется степень готовности к самостоятельнос- ти, то есть сама возможность быть самостоятельным; конкрет- ные же дефекты зрения, слуха ии речи диктуют конкретные спо собы осуществления самостоятельности. Конечно, на практике не всегда легко бывает определить, где кончаются дефекты (зрения, слуха и речи) и начинается свой собственный, сред- ней паршивости, характер. Впрочем, на практике обычно и не до того... Мое зрение - практическая слепота. Различаю контуры не слишком мелких и не слишком крупных предметов на контрастном фоне: светлые на темном, темные на светлом. При слишком яр- ком солнечном свете, как и в полной темноте, вообще ничего не различаю. Сейчас ношу сделанные в магазине "Оптика" по спецзаказу очки (плюс полтора с затемнением), усиливающие контрастность освещения окружающих предметов, так что на улице можно немножко надеяться и на зрение, а не только на ориентировочную трость. С грехом пополам могу заметить сту- пеньки вверх, но спусков совсем не вижу. Ходить без трости рискованно; я и не хожу. Слух у меня такой, что если звуки речи и дойдут, то слов не пойму ни за что. Речь обычной громкости без слухово- го аппарата не слышу, а со слуховым аппаратом ощущаю звуки, но не понимаю ни слова. Оглох я в девять лет, и поэтому устная речь уцелела, вполне разборчива (такую речь специалисты называют "сохран- ной"). Есть, правда, что-то в речи не совсем обычное, так что при знакомстве меня нередко спрашивают, с каким это ак- центом я говорю, принимая не то за эстонца, не то за литов- ца. Но в целом мою устную речь понимают без особенного нап- ряжения. Когда привыкнут к ней... Итак, исходные возможности: с тростью - всюду без пос- торонней помощи, если только не надо перебираться через до- рогу с большим движением транспорта, но без подземного пере- хода. Ездить без помощи в виде посадки и высадки в нужном месте не могу; но зато редчайшее для слепоглухого преиму- щество: могу обратиться к первому встречному, понимающему по-русски, "голосом", - лишь бы слушали. И вслушивались. У меня воля, стремление к самостоятельности возникла из конфликта с постоянным окружением, из острого недовольства зависимостью в каждом пустяке. В Загорском детдоме я чувс- твовал себя вполне свободно: всем необходимым я был обеспе- чен, а так как все свободное и даже значительную часть учеб- ного времени и ночью читал, то за пределы детдомовской тер- ритории особенно и не стремился. За детдомовским забором для меня не было ничего привлекательного, кроме первомайских и ноябрьских демонстраций, проходивших мимо детдома (это из-за возможности хоть немного услышать духовой оркестр). В детдо- ме к моим услугам были книги и достаточно разнообразное об- щение, в том числе с разного рода гостями, - студентами, журналистами, иностранцами. Что еще надо? Другое дело - дома, у родителей. Книг - вечная нехват- ка, общения же практически никакого. В гостях закармливали всевозможными лакомствами, но все время жевать - скучно, а больше там обычно нечего было делать. Поэтому в гости ходить я очень не любил. Можно было развлечься прогулками по ок- рестностям, но не пускали - боялись, как бы чего не случи- лось, и требовали ходить только возле дома, а это тоже скуч- но. Сами же со мной не очень-то гуляли: родителям недосуг, брату с сестрой - неохота (в кино пойти, конечно, интерес- нее, как будто мало телевизора дома). Очень любил купаться, но это - редчайшее удовольствие: во Фрунзе (ныне Бишкек), во-первых, особенно и негде, а во-вторых - не допросишься. Неудивительно, что запрет уходить от дома далеко я нарушал, а если не пытался один уехать в парк или купаться, то только потому, что без посторонней помощи это было неосуществимо, да и маму мою, а заодно и меня, знала вся округа, и любая авантюра кончилась бы насильной доставкой к ней на работу или домой. Но тем сильнее я мечтал, даже тосковал о самосто- ятельности. Когда я был студентом, у меня для помощи в учебе и пе- редвижении был секретарь. А у секретаря - вечно свои дела, которым он неизбежно норовит подчинить мои. И даже порой не делам подчинить, а капризам. Я на всю жизнь запомнил, как чуть не год не мог допроситься в парикмахерскую, потому что секретарю, видите ли, неохота сидеть в очереди. Когда я на- поминал о своем праве внеочередного обслуживания, он отве- чал, что у него такого права нет, а моим правом в моих же интересах он... стесняется пользоваться. В первый год учебы в университете, когда наши секретари получали свои девяносто рублей в месяц как оклад, они вообще норовили не работать. Я первым запротестовал против секретарской "малины" и настоял на почасовой оплате их труда: 53 - 54 копейки за час работы. Такая точная цифра получилась из простого деления секретарс- кой ставки, выплачивавшейся, кстати, Всероссийским Обществом Слепых, на четыре недели и на сорок один рабочий час в неде- ле. Так как все сорок часов в неделю секретарь мне был тогда не нужен, он стал на полставки перепечатывать для меня по Брайлю нужную мне литературу, а на полставки - ездить со мной куда надо, причем так, чтобы общая сумма проведенного со мной времени не превышала двадцати с половиной часов в неделю. Такая четкая система оплаты труда свела к минимуму риск возникновения конфликтов с секретарями из-за их нежела- ния работать. Вообще считаю, что при решении вопроса о сек- ретарской оплачиваемой помощи инвалиду описанный механизм самый оптимальный. Деньги на секретарскую помощь должны быть в руках инвалида, а не в бухгалтерии какой бы то ни было ор- ганизации, где секретарь их получит независимо от того, ра- ботал или нет. В любом случае необходимо устроиться так, чтобы помощник в оплате труда зависел только от того, кому помогает, иначе есть риск, что он будет "воровать зарплату". Если он получает деньги в бухгалтерии, то он должен получать их не иначе, как после представления инвалидом характеристи- ки его работы, сколько отработано. Это, пожалуй, лучший ва- риант, позволяющий контролировать обоих - и помощника, и ин- валида. В декабре 1994 - марте 1995 я принимал участие в разра- ботке нового вида социальной помощи - службы ассистентов. Эксперимент проводил клуб "Контакт-1", созданный и возглав- ляемый Екатериной Никифоровной Ким первоначально для помощи инвалидам-опорникам (позже в сферу действия клуба вошли ин- валиды самых разных категорий). Многие изложенные выше прин- ципы были воплощены в организации работы ассистента. С ним был заключен контракт на три месяца, а деньги он мог полу- чить в бухгалтерии клуба только при условии представления почасового отчета: сколько часов отработано и какая именно помощь в эти часы оказывалась. За каждый час была установле- на твердая ставка, и были определены границы рабочей недели: не менее десяти, не более пятнадцати часов в неделю. Незави- симо друг от друга почасовой отчет должны были представить оба - и ассистент, и инвалид. В контракт закладывалась по- мощь прежде всего в работе, но по мере необходимости и в бы- ту. Служба эта предназначается не для всех инвалидов, а только для тех, кто стремится и может быть социально значи- мым, то есть для учащейся молодежи и специалистов-инвалидов, условия для работы которых в той организации, где они рабо- тают (если работают), не всегда могут создать. Для остальных инвалидов достаточно обычной социальной помощи. С осени 1994 года я убедился и в том, что в решении этой проблемы огромное значение имеет заинтересованность в работе инвалида тех, с кем он работает. Многие годы я, как и остальные слепоглухие психологи, в институте фактически только числился. Никто не знал, какую работу с нас можно требовать, что мы можем, чего не можем, и нас по существу просто содержали, выплачивая под видом зарплаты как бы вто- рую пенсию по инвалидности. Мы отрабатывали эту зарплату кто как мог, рассчитывая только на себя, своих друзей и родс- твенников. Я ездил в Загорск, потом начал заниматься сов- местной педагогикой в обычных пионерских лагерях, а позже в лагерях Детского Ордена Милосердия, в которых дети-инвалиды учились жить и дружить с относительно здоровыми ребятами. Так что свою зарплату я всегда получал с чистой совестью, считая, что отрабатываю ее сторицей. С переходом в Лаборато- рию Психологии Общения, Развития и Социореабилитации Личнос- ти, возглавляемую академиком Алексеем Александровичем Бода- левым, я включился в большую теоретическую и эксперименталь- ную работу, и хотя возможности института были по-прежнему почти нулевыми, особенно финансовые, мне сумели-таки создать нормальные условия работы, организовать необходимую помощь двух лаборантов, специально взятых каждый на полставки. Вся-то ставка грошовая, полставки - и подавно, но нашли воз- можность немного доплачивать лаборантам за участие вместе со мной в исследовательской программе, финансируемой Фондом Со- роса. Фактически же решающее значение приобрел не финансо- вый, а личностный фактор: мне стали помогать поистине не за страх, а за совесть, особенно Владимир Викторович Богуславс- кий, без самоотверженности которого я никогда не смог бы ни научиться работать на компьютере для слепых в Компьютерном Центре Российской Государственной Библиотеки Слепых, ни ра- ботать в этом Центре над моими текстами столько дней в неде- лю, сколько нужно (о часах уж и не говорю, так как рабочий день длится фактически с утра до позднего вечера). Но для такой самоотверженности нужна заинтересованность меньше все- го в деньгах, а больше всего в сути дела, в самой работе, и, конечно, еще того важнее, нужна просто настоящая дружба. В возможность таких идеальных отношений я давно уже не верил, однако, оказывается, они все-таки реальны. У меня такое ощу- щение, словно все это мне снится, но вот проснусь, и опять выкручивайся, как знаешь, рассчитывая только на себя... Огромное большинство инвалидов и мечтать не смеет ни о каких "ассистентах". Такая помощь - исключение из правила. А правило - крутись как хочешь, решай свои проблемы, с кем мо- жешь. И кроме себя, рассчитывать приходится в лучшем случае на родственников. Братьям-сестрам, собственным детям-внукам - обычно недосуг, у них своя жизнь. Родители - не вечны, по- ка могут - в лепешку расшибаются, а состарятся, разболеются, - им бы самим кто бы помог... И уж тут, хочешь не хочешь, выползай на улицу, хватай за полу, проси довести, посадить на нужный номер, высадить на нужной остановке, перевести че- рез дорогу, купить нужный товар, а больше с тросточкой - сам, будь ласков представлять себе местность, как-то ориен- тироваться. В периодической печати много публикаций о том, как инвалиды в семьях "по одной половичке ходят", лишь бы не лишиться и тех крох внимания, какие перепадают от щедрот здоровых членов семьи. Инвалиды с детства, привыкшие к само- отверженности родителей, частенько - до поры до времени - в будущее особо и не заглядывают, пока родителей ноги носят, с ними везде. А потом - мрак и ужас: ни сами, ни родители, - кто кого беспомощней?.. Один мой знакомый слепоглухой и ВУЗ закончил, а даже лифтом пользоваться не умеет, около дома абсолютно не ориентируется, на даче топчет взад-вперед одну и ту же дорожку. Родители дрожат, ничему не учат и боятся от себя на шаг отпустить, а как потом, когда самим станет все невмоготу?.. Сплошной безысходный круг. И прорывать этот круг надо с обеих сторон - как со стороны самого инвалида, так и со стороны его родственников. Надо трезво оценить свои возможности - родителям, и довериться, мобилизовать все ре- зервы возможностей - инвалиду. Не бояться мира, идти в мир, который, как известно, не без добрых людей. И как бы счаст- ливо ни складывались до поры до времени обстоятельства, вро- де как у меня с осени 1994 года, - не растренировываться, не терять навыков самостоятельности, пригодятся еще. Мне и сей- час, когда в общем-то проблема сопровождения практически не стоит, все же иногда приходится если не ездить, то ходить самому около дома. Мама болеет, и за хлебом иной раз нужно, и в поликлинику, - и хоть она со мной порывается ползать, но не всегда это можно ей позволить. Иной раз обстоятельства так складываются, что нет иного выхода, - как бы мама ни пе- реживала, возникшую проблему приходится решать самому, с по- мощью случайных встречных. Этому надо специально учить, а некому - так самому учиться, переступая и через свой собс- твенный страх, и через страх, просто недоверие окружающих. В студенческие годы зависимость от одного человека и его дел меня сильно тяготила. К тому же один и тот же вид помощи, оказанный первым встречным и человеком из постоянно- го окружения - это совсем не одно и то же для самого помощ- ника. Первый встречный отвлекается в худшем случае минут на десять, чтобы перевести меня через дорогу, довести до како- го-то близкого места, посадить на транспорт, помочь что-то купить. К тому же первый встречный сам для себя делает то же самое, что я прошу его драть для меня: ему тоже надо перейти эту же дорогу в эту же сторону, сесть на этот же автобус, а уж в магазине мы оба, естественно, очутились ради покупки чего-нибудь. Постоянный же помощник, помогая мне в том же самом, вынужден еще и всюду со мной таскаться, теряя огром- ное количество времени, и, если это случайный, чужой чело- век, в душе, разумеется, на чем свет стоит меня проклиная. А у меня, кроме всего прочего, тоже есть человеческое достоин- ство: считаю для себя унизительным принимать вынужденную по- мощь, сопровождаемую мысленными стонами и проклятьями. Не- важно, что мне в лицо не высказывают того, что ко мне чувс- твуют и обо мне думают. По особому добродетельно-кислому, мученическому поведению человека я все прекрасно пойму, и мне с таким помощником едва ли не более неуютно, чем ему со мной. Кому же приятно быть обузой, да еще платить за то, чтобы тебя кое-как терпели! Вот такая ситуация сложилась к сентябрю 1975 года, ког- да я начал потихоньку "самостоятельничать". Первые же мои попытки изучать окрестности, к тому же не всегда благополучно кончавшиеся, так как я еще не осознал, зачем нужна трость, и нередко летел в неприятную неизвест- ность, - вызвали бурю. Чем только меня ни пугали напуганные за меня, но не могущие постоянно со мной находиться друзья! Под машину попаду! Упаду и покалечусь! (Падал и падаю, осо- бенно зимой, как все, но пока без чрезвычайных последствий, если не считать небольшой травмы позвоночника.) Больше же всего меня пугали первыми встречными: вдруг нарвусь на по- донка, хулигана! Вдруг он, не вникая в детали моей слепоглу- хоты, возьмет да и зарежет меня для собственного удовольст- вия! А мне и без запугиваний было нелегко. Надо было преодо- леть естественное смущение, вызванное необходимостью просить о мелких услугах незнакомых людей. Нет, я людей не боялся, как ни старались внушить мне этот страх. Вокруг меня не было плохих. Я сознавал, что не каждый без сожаления будет тра- тить на меня часы, но на элементарную, минутную доброту к инвалиду, на пустяковую помощь ему - хватит каждого или поч- ти каждого. Я и сейчас уверен в элементарной доброте первого встречного, но убедился с тех студенческих пор, как нелегко бывает убедить человека, что ты нуждаешься в элементарной доброте. Да что! Нелегко бывает даже просто привлечь к себе внимание, добиться, чтобы к тебе подошли и взяли тебя за ру- ку. Трудности эти были всегда, но в первые годы их как-то легче было преодолевать, чем сейчас. В чем тут дело? Кто стал хуже - люди или я? Соблазнительно, конечно, решить, что хуже стали люди, но это будет, пожалуй, неправда. Скорее ху- же стал я, - нетерпеливее, настырнее, требовательнее (а ка- кое у меня право чего бы то ни было, от кого бы то ни было требовать?). Раньше я с добродушным юмором терпеливо ждал, пока человек переварит факт встречи со слепоглухим, - едва ли не более невероятный, чем встреча с чертом во всем его рогатом, хвостатом, копытном и ехидном великолепии. Проявляя добродушную терпеливость и терпимость, я без особой нервот- репки дожидался, пока человек переварит ситуацию и обретет способность действовать. Но по мере того, как обращение за помощью к первым встречным становилось привычным, я стал те- рять добродушие, раздражаясь, просто не на шутку злясь, если человек соображал не так быстро, как мне бы желалось. Вот и возросла "себестоимость" "конвейера доброты", как я в шутку окрестил вереницу помогающих мне, передающих меня друг другу первых встречных. Правда, иногда - и почему-то все чаще - конвейер доброты ломается так, что не хватает никакого доб- родушия. Попробуйте простоять целый час у дверей прачечной в окружении наблюдающей за вами толпы, безуспешно пытаясь уз- нать, почему прачечная закрыта и когда откроется! Простоять, держа в руках матерчатый плакатик с нашитым на нем красным крестом, вышитым красными нитками междунароным знаком "сос" и вышитым черными нитками на белом фоне текстом: "Я слепой и глухой. Нужна помощь". И люди подходят, читают надпись, но не дают руки, не пытаются узнать, что за помощь мне нужна, а, явно принимая меня за нищего, суют мне какую-то мелочь в руку. Кто бы не взбесился в такой ситуации, с которой, кста- ти, мне в первые годы сталкиваться не приходилось. Даже ког- да, казалось бы, необходимая мне помощь очевидна, - на плат- форме при подходе электрички, - меня не сажают в электричку, а мне в руку суют монеты. Да, я стал хуже - нетерпеливее, раздражительнее, - но все-таки что-то стряслось и с самим "конвейером доброты". Черт знает почему, но первые встречные стали хуже понимать и принимать меня. Раньше записки с конкретными просьбами спокойно брали и читали, охотно выполняли указанные в них просьбы; а как на- чалась перестройка, далеко не каждый почему-то берет запис- ку, не каждый читает, что и вынудило меня обзавестись опи- санным выше плакатиком. Раньше в толпе я чувствовал к себе доброжелательное внимание, мне уступали дорогу, помогали дойти. А как началась перестройка, публика стала настолько невнимательна, что лезет прямо на трость, спотыкается о нее, гнет и ломает, так что я стал пользоваться лыжными палками, которые сломать не так-то просто. Дошло до того, что я обза- велся спортивным свистком: не видят в упор, так пускай слы- шат, и если не помогают, то пусть хотя бы не путаются под ногами, вернее под тростью. Но с другой стороны, мне по-прежнему готовы помочь, сами предлагают мне помощь, когда я просто изучаю пространство и никакая помощь мне в данный момент не нужна. Конвейер доброты стал работать по известно- му закону подлости, хорошо выраженному Твардовским: Как пойдешь искать кривое, Так прямое все подряд, А пойдешь искать прямое - Все кривое в аккурат. Нужна помощь - не добьешься, а не нужна - прямо-таки пристают с нею. Все, что я придумал для своей самостоятельности, было результатом поиска наиболее надежного контакта с "конвейером доброты". С тех пор, как я решился выйти на улицу, поиск этот идет непрерывно. Все перипетии этого поиска я уже не припомнил бы, да и не в них дело, а в результате, то есть в конкретных способах - целой системе способов - пользования "конвейером доброты". Поэтому моя задача будет выполнена, если я просто опишу разработанный мною за много лет "пульт управления" "конвейером доброты", подробно прокомментировав каждую "кнопку" на этом "пульте". Заодно и повод "перебрать" его, проверить, все ли там в порядке, нельзя ли еще что-то улучшить. Конечно, дефекты зрения, слуха и речи у каждого свои, не говоря уже об уровне общего развития и всевозможных особенностях личности, им же несть числа, и все они важны. В деле самостоятельности нет мелочей, и дело это сугубо инди- видуальное, так что каждый может пользоваться только своим, специально разработанным вариантом "пульта управления" "кон- вейером доброты". Мой "пульт" из всех известных мне - самый сложный. * * * Пожалуй, самое сложное - это "запустить" конвейер доб- роты, "включить" его. Выражаясь проще, надо привлечь к себе доброжелательное внимание окружающих, не скрывая своей сле- поглухоты, а, наоборот, подчеркивая ее, давая о ней понять. И уже здесь - проблема. Дело в том, что сигналы, предупреждающие о слепоте, су- ществуют, да еще международные, а вот таких же сигналов о глухоте, насколько мне известно, все еще нет. Светлая трость, приближающаяся по цвету к белому, и темные солнцеза- щитные очки - во всем мире признак, что их владелец - слеп. Но в очках все время не походишь. Даже практически слепые (с ничтожными остатками зрения, почти слепые) пользуются своим светоощущением для ориентировки в пространстве, а тут уж темные очки не всегда уместны. Меня, например, слепит сол- нечный свет, и темные очки при ярком солнце очень выручают. А вот вечером или утром, между темнотой и солнцем, отличное бестеневое освещение; при нем ориентироваться легче всего, но без очков, потому что в них темновато. Маловато света, если ты в очках, и в метро. Впрочем, обычно в моей практике оказывается достаточно трости, чтобы люди догадались о моей слепоте. Но вот догадается человек, что я слеп, а о том, что глух, и не подозревает. Я часто замечаю, как люди задержива- ются рядом со мной, но вплотную не подходят, а потом через пару минут уходят совсем. Бывало и так: возьмут за руку, ве- дут, и вдруг через несколько шагов отпускают. Ясно: обраща- ются ко мне голосом, я не слышу и молчу, а человек не может взять в толк, почему я ему не отвечаю, и теряется, обижает- ся. Дескать, что за невежа, ему помочь хотят, а он даже не разговаривает. Когда меня берут за руку, я поэтому сразу же сообщаю, что не слышу и не могу прореагировать на обращенную ко мне речь. Но в том, что меня расслышали за шумом транс- порта и поняли, уверенности никогда нет. К тому же остатки слуха у меня лучше всего в высокочастотном диапазоне, и гула машин на улице я не слышу, а ощутить вибрацию мешает пони- женная чувствительность ног. Зато слышащим этот гул досажда- ет отчаянно, и за ним они меня могут не расслышать, в то время как я уверен, что кругом тихо. Ну ладно. Ко мне подошли, или мне удалось подойти; рука человека в моей руке, и я протягиваю тетрадку с просьбами, раскрытую на нужном месте. Однако руку мою с тетрадкой от- талкивают. Что за притча? Ясно, что не понимают ситуации. Если сами не видят, не могут прочитать, то я не раз замечал, как лезли за очками, или передавали тетрадку кому-нибудь по соседству. А если сразу отталкивают руку - значит, не хотят читать. Почему? То ли принимают за хулигана, отвлекающего внимание с целью заехать по шее; то ли думают, что я предъ- являю какой-то документ, как милиции, а они мне и так ве- рят... Ну, чужая душа потемки, а печальный для меня факт тот, что в ситуации не разобрались, тетрадку читать не хо- тят, даже руку с ней отталкивают. Все это навело меня на мысль о плакате, заметном издали и дающем понять о моей ин- валидности. В августе 1986 мне сделали два таких плакатика, один из которых был запасным. Каждый из них представлял со- бой прямоугольную белую тряпку, по узким сторонам которой - специальные белые чехлы, чтобы вставлять палочки. Палочки нужны: за верхнюю я держал плакатик, а другая слегка его от- тягивала, не давая свернуться. В эти чехлы удобно было вставлять длинные карандаши. В верхней части плакатика было вышито черными нитками: "Я слепой и глухой. Нужна помощь"; посередине плакатика - нашитый крест из ярко-алой материи; в нижней части красными нитками был вышит международный знак СОС. Когда плакатик не был нужен, он лежал у меня в кармане, свернутый так, чтобы мгновенно развернуться лицевой стороной к окружающим людям, едва я вытащу его из кармана и возьмусь за верхний карандаш, отпустив нижний. Как я уже говорил, иногда меня с плакатиком принимали за нищего, но обычно пла- катик срабатывал как надо: сразу вслед за плакатиком я про- тягивал тетрадку с просьбами, и ее безропотно брали. Плака- тик и придуман был именно для того, чтобы брали тетрадку. Думаю, такие плакатики не грех иметь всем без исключения слепоглухим: они срабатывают все же лучше любого документа об инвалидности. Разумеется, каждому слепоглухому, кроме плакатиков надо иметь и тщательно продуманный набор письмен- ных просьб, но о них немного ниже. Часто мне сильно кажется, что зрячие на самом деле, как бы это сказать, "слепее" меня. Прут напролом, в упор никого перед собой не видя. Был в метро уморительный случай, когда один такой "зрячий слепой" кувыркнулся через мою трость, встал на ноги, прочитал записку о том, как со мной говорить, и вопросил печатными буквами у меня по ладони: "Вам по- мочь?". Я не сдержал смеха в ответ: "А вам не надо в мед- пункт? Чай, ушиблись". Но чаще бывает не до шуток. Какой-то буйвол ринулся опрометью между мной и стеной, вдоль которой я спускался по лестнице в метро, споткнулся о трость, да так ее лягнул, что в моих руках оказался обломок. Нечего и гово- рить, каким я сразу стал беспомощным. Ведь без трости я уве- ренно передвигаюсь только в хорошо знакомом помещении, нап- ример, в квартире. Даже во дворе загорского детдома я без трости чувствую себя не слишком уютно. Кстати о трости. Ее обязательно должны иметь при себе и слабовидящие. На трость надо наматывать кольца изоленты контрастного цвета (лучше бы трости выпускали уже с такими кольцами, нанесенными несмываемой краской или лаком). Три-четыре кольца, чтобы трость лучше видели водители автот- ранспорта. При переходе через улицу трость надо обязательно поднимать примерно горизонтально: для машин это, по междуна- родным законам, не очень-то соблюдаемым у нас, то же самое, что и красный свет светофора. Как-то я переходил через улицу в сопровождении одного знакомого. Трость моя была в руках этого знакомого, он дер- жал ее горизонтально, и тем не менее какая-то нахальная лег- ковушка шмыгнула у нас перед носом. Знакомый, просвещенный по части международных норм сигнализации о слепоте, излов- чился и ударил моей тростью по зеркальцу нахалки. Зеркальце разлетелось вдребезги, чем мы оба были очень довольны. Как же еще учить нахалов?.. Правила-то не про них писаны... Сей- час настоящим бедствием стало загромождение автотранспортом тротуаров. Каждый раз, путаясь среди машин на тротуаре, я от души жалею, что не припас молотка, дабы грохать им в ветро- вые стекла, или шила - прокалывать колеса. Хулиганские меч- ты, конечно, да о чем же еще мечтать при подобной беспардон- ности?! Ходить без трости при слабом зрении - очень опасная бравада. Слепые ведь тоже часто не похожи на слепых, какими они "должны быть" в представлении зрячих... Разгуливать без трости и других бросающихся в глаза признаков инвалидности - ничем не оправданный риск. Но и на трость, как видим, не очень-то иногда реагиру- ют. Когда зрячий спешит, он становится крайне невнимателен: видит только отходящий поезд и прочее, что ему там нужно, и совершенно не замечает никаких посторонних для него "посто- ронних" предметов, хотя бы этим "посторонним предметом" ока- зался инвалид. Не только трость погнуть или сломать - сбить с ног могут. В густой толпе идти очень трудно: мечутся во всех направлениях, сбивают с маршрута, и трость то и дело запутывается в чьих-то ногах. Особенно это в метро и в боль- ших магазинах, ну и на вокзалах, конечно. Словом, я убедил- ся, что глаза у зрячих на редкость незрячие, доверять им ни- как нельзя. Что ж, если дураки глаза, авось умнее уши. После нес- кольких злоключений, в результате одного из которых я рас- шибся в кровь (сбили таки с ног на эскалаторе в метро "Доб- рынинская"), я купил набор свистков со звуком погромче и по- резче. Пускай принимают за сумасшедшего, за кого угодно - наплевать, лишь бы не путались под ногами, не мешали идти. Одно удовольствие - брести по перрону метро к эскалатору и свистеть: дураки шарахаются во все стороны, ближе чем на три метра не подходят, так что для трости полный простор, а из сотен окружающих людей хоть один да найдется, кто возьмет за руку и поведет. Тогда перестаю свистеть. И разумеется, сразу же объясняю ситуацию подошедшему человеку: кто я такой, за- чем свищу... Правда, однажды я привлек своим свистом милиционера на станции метро "Площадь Свердлова" (теперь - "Театральная"). Я уже почти достиг эскалатора, как вдруг меня резко схватили за сумку на длинном ремне. Но, едва я обернулся, тут же от- пустили: блюститель общественного порядка узрел трость, ко- торую, видно, сгоряча не заметил. У меня в таких случаях мгновенный, чисто детский инстинкт, - я успел ощупать по- гон... В другой раз на "Комсомольской" какой-то добровольный блюститель общественного спокойствия вырвал свисток у меня из губ, а свисток в тот раз, как нарочно, не был привязан к одежде шнурком, что я обычно делаю, опасаясь "посеять" столь драгоценный предмет. Я успел схватить блюстителя за рукав и заорал, чтобы он отдал свисток. На мою защиту тут же встали окружающие, кто-то, как мне потом рассказывали, даже угостил непрошенного блюстителя по шее, и я, клещом вцепившийся в его рукав, отпустил незадачливого обидчика не раньше, чем он вернул мне свисток, для чего ему пришлось изогнуться, - свисток валялся на полу довольно далеко... Не каждый способен вести себя так нахраписто, как, обозленный слепотой зрячих, позволяю себе я. Щадя не "слепых зрячих". а чувства сопровождающих меня друзей, я придумал способ привлекать к себе внимание без всякого шума: трость поднимать повыше, держа почти за самый наконечник. Оказыва- ется, "слепые зрячие" - большие "зазнайки", - под ноги не смотрят, предпочитают считать ворон. Завидя поднятую наподо- бие знамени трость, они благополучно меня с моим сопровожда- ющим обтекают. Рекомендую для стеснительных. Сам же, если один, предпочитаю свистеть. Или по-детски "бибикаю", или да- же гавкаю, - буквально: "Гав-гав-гав!" Когда я загавкал на той же "Комсомольской" в густой толпе, стадом сгрудившейся перед эскалатором, я развеселил всю публику. Мне перевели реплику: "А кусаться не будете?" Я пообещал, что обязательно буду, и народ мирно, со смехом вступил на эскалатор, вместо того чтобы в десять этажей материть друг друга, как обычно бывает в таких случаях, - давка была знатная. В общем, раз- рядил я ситуацию... Кстати, не могу полностью приписать себе заслугу такого использования свистка. Идею почерпнул из одной книги извест- ного психотерапевта Владимира Львовича Леви, в которой он при встрече с жаждущим драки пьяным хулиганом рекомендует свистеть в милицейский или подобный по звуку свисток слаба- кам вроде меня, не могущим иначе за себя постоять. Леви за- веряет читателя в полной надежности такой защиты: действует, даже если нет ни одного милиционера на три километра вокруг. Я посоветовал это одной своей слабовидящей глухой подружке, подарив ей свисток, и она мне рассказала, что воспользова- лась рекомендацией, когда поздним осенним вечером с нее поп- робовали снять роскошную американскую куртку. Подружка моя заверещала в свисток так, что сама испугалась, а когда опом- нилась - обидчиков как ветром сдуло. Ай да Владимир Львович! Низкий вам поклон! Выручал меня свисток в магазинах. Как-то я заблудился в универсаме, ничего не мог найти, а люди, как на грех, не подходили, да еще толкались. Отчаялся что-либо найти сам, администратор где - шут его знает, остановился в конце одно- го из рядов с товарами и изо всех сил, заодно освобождаясь от накопившегося раздражения, дунул в свисток. А он у меня такой, - даже мои уши закладывает, даром что потеря слуха довольно-таки большая. Ясное дело, что, когда такое начинает сверлить нормальные уши, их обладатели - кто куда. Так вот, после первого свистка вокруг меня сразу стало просторно; после второго свободное пространство еще больше расширилось. После третьего, как пишут в книгах, решительным шагом для принятья строгих мер ко мне подошел какой-то мужчина. Кто его знает, что он мне сказал или собирался сказать, но, как только взял меня за руку, я протянул ему заранее приготов- ленную тетрадку с просьбами. Прочитав, кто я такой и чего мне нужно, он сразу стал мне деятельно помогать. Я нашел и купил все, что хотел. Но когда я в автобусе вознамерился добиться свистком, чтобы меня вывели на нужной остановке, - я создал вокруг се- бя полный вакуум, но ничего не добился. Три раза проехал я в автобусе из конца в конец, пока ко мне не решился подойти водитель. (Когда я сам протягивал ему тетрадку в кабину, он не брал, шарахался.) Убедившись, что я не вылезу из автобу- са, пока меня не выведут там, где мне надо, он все же прочи- тал соответствующую записку, и высадил таки, где надо, но после столь долгих неудач я никак не мог поверить, что авто- бус стоит на моей остановке, и отказывался выходить. Это бы- ло, когда плакатика еще не сшили... В общем, свисток ненадежен как способ позвать на по- мощь: когда подойдут, а когда и нет, да если и подойдут, то с целью призвать к порядку. Впрочем, таких добровольных блюстителей порядка, на мое счастье, не так уж много. Боль- шинство просто шарахается. Но когда как раз и нужно, чтобы шарахались - тут уж свисток, в роли звукового бича, безотка- зен. А необходимость разогнать толпу возникает довольно-таки часто. Хорош свисток и при посадке в автобус на первой оста- новке, куда автобус после разворота подходит пустой. Все бросаются толпой, толкаются, протискиваются вперед; этим оз- верелым эгоистам ни до кого, ни до чего, лишь бы прорваться в первых рядах и занять сидячие места. Толкотня, давка, упа- дешь - затопчут. И вот я заранее беру свисток в рот и, как только начинают толкаться, оглушительно свищу. Звери мгно- венно превращаются в людей, начинают входить в автобус по одному, как положено, и я тоже поднимаюсь без приключений, да еще и помогают - под локоток поддерживают, за руку берут, чтобы легче было вскарабкаться... * * * Итак, трость, плакатик, свисток. Но это все мелочи. Са- мое же главное - записки. Их было много разных, удачных и неудачных, слишком общих и слишком конкретных; пробитых ды- роколом, чтобы можно было связать обувным шнурком, и акку- ратно сшитых в тетрадки. В конце концов у меня остались две тетрадки с записками: одна только транспортная, а другая - остальное. Система записок имеет для самостоятельности исключи- тельное значение, поэтому опишу ее как можно детальнее. Все записки делаются из брайлевской бумаги (то есть из очень плотной, на которой слепые пишут своим рельефно-точеч- ным шрифтом). Беру из пачки брайлевской бумаги лист, режу на четвертушки, которые дополнительно сгибаю пополам. На каждой половинке четвертушки с обеих сторон пишу для себя по Брайлю сигнальные слова или цифры, по которым я сам могу догадаться о содержании просьбы на этой записке. Затем вставляю четвер- тушки в зрячую машинку, и под брайлевскими подписями печатаю только заглавными буквами обращение к случайным встречным зрячеслышащим с соответствующими брайлевским надписям прось- бами. Когда все записки готовы, сшиваю их в тетрадки форма- том в одну восьмую брайлевского листа (примерно с паспорт или сберкнижку), и без этих тетрадок один никуда не выхожу. Раньше я делал тетрадки без обложек, и наружные записки быстро ветшали. Позже стал делать обложки из тех же четвер- тушек брайлевской бумаги, совершенно чистых, без надписей. Все же примерно два раза в год тетрадки приходилось обнов- лять. И так как от них зависела вся моя самостоятельность, то делать новые тетрадки приходилось очень быстро, бросая все остальные дела. Теперь перелистаем тетрадки. Начнем с транспортной. 1. Брайлевская надпись для меня: "Переводная". Зрячий текст: "Товарищ, пожалуйста, вчитайтесь. Я сле- пой и глухой. Пожалуйста, переведите через дорогу. Если вам некогда, попросите кого-нибудь другого помочь мне." Долгое время я каждую записку начинал фразой: "Товарищ, я не слышу и очень плохо вижу". Иногда возникали непонятные для меня затруднения: записку вроде читали, а может, и нет, но не помогали, отходили. Предполагая, что виновата слишком стыдливая, деликатная редакция сообщения об инвалидности, я преодолел ложный стыд и стал писать беспощадно: "Товарищ, я слепой и глухой". Но в последние годы записки вообще отказы- вались читать, - разумеется, не всегда отказывались, но час- то. Или по поведению человека я догадывался, что он хотя и читал, но не до конца. Все та же спешка, даже на две корот- кие фразы терпения не хватает!.. И я каждую записку стал на- чинать просьбой: "Товарищ, пожалуйста, прочитайте записку до конца". Опять не то: иные встречные понимали так, что надо перелистать всю тетрадку, и в итоге, разумеется, не знали, какого же лешего мне от них надо. В конце концов я стал пи- сать: "Товарищ, пожалуйста, вчитайтесь". Вероятно, и эта ре- дакция не последняя. Случайный встречный, как бестолковый ученик, читать вроде бы читает, а вот понимать - ни черта не понимает. Поэтому я пытаюсь мобилизовать его мыслительные способности (о которых, в среднем, у меня сложилось очень невысокое мнение) просьбой не просто прочитать, а вчитаться. Последняя фраза записки - тоже постоянная, и тоже не просто формула вежливости. Раньше я ограничивался сообщением о своей инвалидности и конкретной просьбой. Однако бывали осечки; люди читали мои записки, но, явно торопясь по своим делам, просьб не выполняли. Приходилось обращаться к другим, а это совсем не просто: пока-то другой возьмет тетрадку... Предполагая, что первому встречному может быть некогда, я и стал добавлять просьбу договориться о помощи мне с кем-ни- будь другим. Стало легче, меня стали часто передавать с рук на руки. Слышащему ведь легче ввести в курс дела окружающих и найти среди них того, чьим планам меньше всего мешает моя письменная просьба. Обращение "товарищ" после 1991 года не всякому понра- вится. Признаюсь, это обращение мне всегда было не просто привычно, а очень дорого. Тем более, кто мне сейчас "това- рищ" и в чем... Можно обойтись вообще без обращения, так с ходу и начинать: "Пожалуйста, вчитайтесь". Но как-то грубо- вато выходит, Думаю, можно выкрутиться из щекотливой ситуа- ции с помощью обращения: "Дорогой друг". Оно общепринято на всевозможных международных конференциях, - "дорогие друзья!" - когда нужно обратиться как-то позадушевней, неофициально. К тому же и психологически, и по существу в моем положении совершенно верно: в каждом, к кому обращаюсь за помощью, я просто обязан видеть потенциального друга, иначе нет смысла огород городить, дома надо сидеть. Это соображение - по су- ществу. А психологически, наверное, каждому, к кому обраща- ешься за помощью, приятно должно быть узнать, что он - не кто-нибудь, а "дорогой друг". Именно "дорогой": если отбро- сить это прилагательное, то и существительное "друг" будет звучать уже как-то не так, резковато, пожалуй. В проникновении в психологию случайного встречного "среднего" зрячеслышащего, и с точки зрения этой психологии - в редактировании записок, - мне в начале 80-х годов очень много помогал Борис Михайлович Бим-Бад, создатель и первый ректор Российского Открытого Университета. Это была исключи- тельно важная помощь, так как не только зрячеслышащим трудно "влезть в шкуру" слепоглухих, но не легче и наоборот. "Переводная" записка вообще-то существует у меня на всякий случай: обычно перейти через дорогу помогают и без всякой письменной просьбы. Слишком, видимо, очевидна ситуа- ция. Но когда-то "Переводной" запиской я пользовался часто; то ли ситуация была менее очевидной, то ли, скорее всего, сам я держался не столь уверенно, еще не очень хорошо зная свои маршруты, да и ложный стыд - обращаться за помощью - не до конца преодолев. Дальше не буду специально оговаривать, что в записке написано по Брайлю, а что по-зрячему. Брайлевская надпис всегда идет первой и отделяется точкой с тире, а дальше зря- чий текст. 2. Такси. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитайтесь. Я слепой и глухой. Посадите, пожалуйста, в такси. Куда ехать, скажу водителю сам. Если вам некогда, попросите кого-нибудь помочь мне. Сейчас эта записка имеет чисто исторический интерес: денег на такси нет. То ли дело раньше, когда можно было объ- ехать Москву по окружному шоссе за 10 рублей. Обычно же мои маршруты обходились мне не дороже четырех - пяти рублей. Раз или два в неделю я мог себе позволить это удовольствие, что очень выручало меня, если место назначения было далеко от метро, или если я просто еще не освоил дорогу. 3. Комсомольская радиальная. - Дорогой друг, пожалуйс- та, вчитайтесь. Я слепой и глухой. Пожалуйста, помогите мне выйти из электрички и дойти до станции метро "Комсомольская" на радиальной линии. Если вам некогда, попросите кого-нибудь другого помочь мне. Сейчас я редко показываю эту записку, так как неплохо узнал дорогу сам. Но всякое может быть, - вдруг понадобится, например, если мне надо будет попасть в метро не с Ярославс- кого вокзала, а с Ленинградского (дорогу с Казанского вокза- ла я тоже изучил). Да и в любом случае проще и быстрее доби- раться не одному. 4. Комсомольская кольцевая. - Просьба такая же, как и в предыдущей записке, только на соседнюю станцию. 5. К Маленковской. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитай- тесь. Я слепой и глухой. Пожалуйста, посадите меня на элект- ричку, которая останавливается на платформе "Маленковская". Если вам некогда, попросите кого-нибудь другого помочь мне. 6. Маленковская. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитай- тесь. Я слепой и глухой. Пожалуйста, помогите мне выйти на платформе "Маленковская". Если вам некогда, попросите ко- го-нибудь другого помочь мне. 7. К Москве. - Просьба посадить на электричку, идущую на любой мос- ковский вокзал. Тип зрячего текста аналогичен тому, что в записке "К Маленковской". Эта записка - на случай, если я не буду знать, с какой платформы поезда идут в Москву. 8. Электричка. - Просьба посадить на любую электричку. Это если мне надо, например, на платформу Лосино-Островская, где останав- ливается все, так что риска проехать мимо нет. 9. Лосино-Островская. - Просьба высадить на этой платформе. Зрячий текст та- кой же, как в записке "Маленковская". 10. К Лосю. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитайтесь. Я слепой и глухой. Пожалуйста, посадите меня на электричку, которая останавливается на платформе "Лось" (ни в коем слу- чае не "Лосино-Островская"!). Если вам некогда, попросите помочь мне кого-нибудь другого. Как на грех, две соседние платформы почти тезки, и их иногда путают. На Лосино-Островской останавливаются все электрички, а на Лосе - не все. Живу я именно у платформы Лось, так что из-за чьей-то неосведомленности насчет двух "лосиных" платформ рисковать выскочить раньше времени или проехать мимо совсем не хочется. Ведь некоторые поезда после Лосино-Островской останавливаются только в Мытищах! Я шучу, что к моей платформе надо" пристреливаться": недолет - пере- лет - в яблочко. Но если влипнешь в эту" пристрелочную" ис- торию один, - не до шуток. 11. Лось. - Просьба высадить на этой именно платформе, с той же категорической оговоркой, что мне нужен именно Лось, а не Лосинка. 12. К Сергиеву Посаду. - Читатель, думаю, уже догадался, что если стоит пред- лог "к", значит, в зрячем тексте просьба посадить на что-то в ту сторону. В данном случае - на Сергиев-Посадскую элект- ричку. 13. Сергиев Посад. - Просьба высадить в Сергиевом Посаде. 14. 26, 28. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитайтесь. Я слепой и глухой. Пожалуйста, посадите меня на 26 или 28 ав- тобус. Если вам некогда, попросите помочь мне кого-нибудь другого. По такому же типу - все просьбы посадить на автобусы или троллейбусы. 15. 46. - Просьба посадить на автобус. 16. ПМК. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитайтесь. Я сле- пой и глухой, Пожалуйста, помогите мне выйти на остановке ПМК. Если вам некогда, попросите кого-нибудь другого помочь мне. Точно так же составлены все просьбы высадить на той или иной остановке. 17. 601. - Просьба посадить на автобус. 18. 602. - Просьба посадить на автобус. 19. 76, 172. - Просьба посадить на троллейбус или автобус. 20. Бабушкинская. - Просьба высадить у метро "Бабушкинская" и довести до метро. 21. Улица Егора Абакумова. - Так называется моя остановка на Ярославском шоссе. Просьба высадить на ней. Почему-то просьбы высадить выполнялись на всех останов- ках, кроме этой. Именно здесь мне надо было сойти со 172 ав- тобуса, на котором я однажды проехал три раза из конца в ко- нец, потому что меня никак не высаживали, а потом минут де- сять держал автобус на этой остановке, отказываясь выходить, - не верил уже, что высаживают не где попало. Позже эта за- гадка разъяснилась: остановка-то оказалась предпоследней, и те, кого я заранее просил высадить меня на ней, просто схо- дили раньше. Уяснив это, я понял, что никого просить и не надо; доедешь до конца, развернешься, и на первой же оста- новке вылезай, - заодно и с подземным переходом связываться не нужно, сразу на своей стороне Ярославского Шоссе. 22. 181, 605, 696. - Просьба посадить на любой из этих автобусов. 23. "Дары природы". - Просьба высадить на остановке под этим названием, возле которой находится магазин "Дары Природы". 24. 185, 210. - Просьба посадить на автобус. 25. "Каучук". - Так называется остановка, вывести на которой я прошу в этой записке. 26. 64, 132. - Просьба посадить на эти автобусы. 27. Трубецкая. - Улица, по которой называется остановка, иногда мне нужная. 28. Новгородская. - Улица, по которой называется остановка, иногда мне нужная. 29. Медведково. - Просьба высадить у метро "Медведково" и довести до него. 30. Алтуфьевское-91. - Просьба высадить на этой остановке, названной по од- ному из домов на Алтуфьевском Шоссе. Раньше я жил в соседнем (89/А) доме. 31. Череповецкая. - Улица, по которой названа остановка, иногда мне нуж- ная. * * * Раньше у меня все записки были скопом - и транспортные, и другие. Потом другие были отделены. Иногда в сложной ситу- ации после транспортной записки бывает нужна другая, а лис- тать тетрадку, искать нужную записку - себе дороже: как бы не удрал помощник. Лучше ее иметь наготове, отдельно. Три записки из второй тетрадки я пропущу, чтобы прокомментиро- вать особо, после всех. 32. Завтрак. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитайтесь. Я слепой и глухой. Пожалуйста, возьмите деньги из моего ко- шелька и купите мне завтрак по своему выбору. Питья, пожа- луйста, два стакана (лучше сок). Если вам некогда, попросите кого-нибудь другого мне помочь. Необходимость в постоянных записках такого рода появи- лась, когда мне показали дорогу в ближайшие столовые и я стал питаться в основном в них. Сначала я пробовал капризни- чать, перечислял, что я предпочел бы (например, второе - что-нибудь котлетное, суп - чур, не молочный и не свекольный и т.п.), но очень быстро сообразил, что создаю себе и окру- жающим лишние трудности. К тому же кто ж его знает, что во- обще есть. И я, по подсказке Юрия Давыдовича Крылатова, мужа моей загорской однокашницы и позже - университетской одно- курсницы Натальи Николаевны Корнеевой, - предоставил выбор помогающим мне людям, и не раскаялся, тем более, что обычно за помощью обращался к персоналу данной забегаловки, а уж им ли не знать, что у них - не то что вкусно, а вообще съедоб- но, поскольку казенную еду часто ругают на чем свет стоит за несвежесть, а то и за злостную фальсификацию. Кстати, очень важная психологическая деталь: я предла- гаю человеку, к которому обращаюсь за помощью в торговых уч- реждениях, самому взять деньги из моего кошелька. Это де- монстрация доверия. Стыдно щупать каждую монетку, пытаться прямо при случайном помощнике проверить, не обсчитали ли те- бя. Если не веришь людям, зачем тогда вообще к ним лезешь за помощью? Обходись уж как-нибудь один. Другое дело, что можно иметь два кошелька: один расходный, с небольшой суммой де- нег, который и протягивать помощнику; другой - со всей на- личностью, откуда постепенно добавлять в первый кошелек. Ес- ли уж в кои-то веки и наткнешься на подонка, убыток окажется не страшным. Но в моей практике никогда и ничего подобного не было. Наоборот, часто я обнаруживал, что деньги мои в расходном кошельке целы, хоть кошелек у меня и брали, а на- кормили меня, следовательно, за свои, а не за мои деньги. Собираясь за молоком, я положил однажды в опустевший кошелек рубль. Вернулся с молоком как раз на рубль (три литра), а когда снова собрался в магазин и решил пополнить расходный кошелек, обнаружил, что тот несчастный рубль так там и ле- жит. А ведь кошелек у меня из рук брали... Вот такие "обсче- ты" в моей практике случаются часто. А чтобы наоборот, чтобы взяли больше хоть на копейку - такого ни разу не было. Между тем я читал в журналах для слепых, что некоторые слепые уни- жали себя и окружающих, у всех на глазах подолгу щупая моне- ты, чтобы узнать, двадцать копеек им дали в виде сдачи или только три. Если бы мне так откровенно, так демонстративно не доверяли, я бы на месте кассира вряд ли удержался от соб- лазна подменить серебро на медь. Впрочем, это первое побуж- дение. А второе - более разумное: ну их, связываться. Но к инвалидам, которые так себя ведут, ничего, кроме брезгливой жалости, испытывать нельзя. В отношениях между людьми, а особенно в отношениях между инвалидами и здоровыми, должна преобладать презумпция доверия. Весь мой личный опыт убежда- ет меня, что никакой другой "политики" тут быть не может. 33. Обед. - Точь-в-точь то же самое, что и в предыдущей записке, только вместо слова "завтрак" - слово "обед". 34. Ужин. - Просьба дать ужин. 35. Поесть, что есть. - Для буфетов. Просьба дать что-нибудь поесть. Все рав- но что, исходя из имеющегося ассортимента. 36. Обед в ресторане. - Дорогой друг, Пожалуйста, вчи- тайтесь. Я слепой и глухой. Дайте мне, пожалуйста, обед по своему выбору. Питья, пожалуйста, два стакана (сока) или две бутылки (лимонада). Деньги при расчете возьмите из кошелька сами. Здесь нет оговорки насчет "некогда", потому что записка подается официанту, которому не на кого переложить заботу обо мне. В ресторанах я бывал крайне редко и в прежние, от- носительно благополучные времена, в основном если больше по- есть было просто негде. Чаще всего такая авария случалась по вечерам: рестораны работали до одиннадцати, а обычные столо- вые - не позже чем до девяти. Засидишься иногда в читальном зале, ну и прозеваешь все сроки. Так что чаще всего бывала нужна записка: 37. Ресторанный ужин. 38. Кафе-мороженое. - Тип записки тот же, что и для ресторанов: любое моро- женое, коктейль, сок. Это уже чистый каприз. По пути между институтом и метро знал одно такое заведение - "Космос", и изредка, как гово- рится, "с получки", туда заходил. Надо же иногда и побало- вать себя "вкусным снегом". Все это, разумеется, устарело. Сейчас, как и такси, все такие заведения не по карману. Раньше-то в ресторане можно было поесть за три рубля, а сейчас это влетает в такую "ко- пеечку", что и при полутора миллионах в месяц задумаешься. Мои же доходы, вместе с пенсией по инвалидности, сейчас, в апреле 1995, не дотягивают и до четырехсот тысяч. Какие уж тут рестораны... Да и раньше я жил один, мама была далеко, в Киргизии, а со второй половины восьмидесятых стала жить со мной. Надобность в каких бы то ни было забегаловках отпала. Все же сохраняю эти записки в тексте: другим, кого некому кормить, могут пригодиться не в ресторане, конечно, а в сто- ловой по месту работы или еще какой, подешевле. Да и я не застрахован: еще не так давно мама уезжала к брату с сестрой в Смоленскую область иногда на несколько месяцев, а в мае 1994 года попала в больницу - кровоизлияние в мозг. Тогда я питался в столовой Московского УПП #10, где мне записки не были нужны, так как меня там неплохо узнали, научились об- щаться со мной. Это УПП совсем близко от моего дома. В край- нем случае можно перекусить и в других местах недалеко, но там не в пример дороже. То ли дело раньше: наберешь консер- вов, колбаски, сыра, хлеба, молока, - и никаких проблем. Сейчас такой вариант питания, увы, не по карману... 39. Веник в баню. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитай- тесь. Я слепой и глухой. Вот мой кошелек, мне надо купить банный веник. Если Вам некогда, попросите кого-нибудь друго- го помочь мне. Попариться для меня не просто удовольствие, а и необхо- димость, хотя, увы, не часто удается. Раньше ездил обычно в Центральную баню, - привык еще со студенческих лет именно к ней, да и метро близко. И там рядом продавались веники. Частные, да и профессиональные нередко, продавцы - народ трусливый, чуть не лезли при встрече со мной под прилавок, забыв про свой товар, вот я и завел для них специальную за- писку. Зато веник давали самый драчливый!.. Сейчас, правда, обхожусь, - и билет в баню, даже с пятидесятипроцентной скидкой, не дешевенький... 40. Банный билет. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитай- тесь. Я слепой и глухой. Мне нужен билет в высший разряд ба- ни и талон на простыню. Деньги возьмите сами. Это для Центральных бань, где я со студенческих лет только в высшем разряде и сориентировался. Билет туда стоил 60 копеек, простыня - 18. Эта записка подавалась в окошечко кассиру, поэтому в ней и нет просьбы, если некогда, догово- риться о помощи мне с кем-нибудь другим. * * * Теперь три пропущенные записки. 41. Разговорная. - Дорогой друг, пожалуйста, вчитай- тесь. Я слепой и глухой. Говорить могу. Мне нужна Ваша по- мощь. Какая - скажу. А вы во всю мою правую ладонь чертите печатные буквы, как на вывесках. Прямо по ладони, пальцем или непишущим концом авторучки (карандаша). Так я Вас легко пойму. На ухо не кричите: это бесполезно. Во всех предыдущих записках содержатся конкретные просьбы, выполнение которых не требует никаких разговоров, - просьбы предельно просты. "Разговорная" записка универсаль- ная; пускается в ход в исключительно сложных случаях, когда мне надо получить какую-то информацию, а для этого сообщить людям способ обращения ко мне. Редакция этой записки очень важна. Текст записки не должен быть слишком сложным, чтобы его понял, как говорится, последний дурак. В то же время на- до успокоить человека, подчеркнуть, что, если он в точности выполнит мою инструкцию, он будет понят без всяких затрудне- ний. Сложнее всего преодолеть удивительно стойкий и расп- ространенный предрассудок: раз глухой - надо орать погромче, на самое ухо, тогда поймет. Некоторые факты научной психоло- гии следовало бы довести до обыденного сознания. Например, тот факт, что ощущать звук и понимать звуковую речь, разли- чать звуки - совсем не одно и то же. Некоторые мои первые встречные обладают очень даже мощными голосовыми связками; орут так, что и мертвого оглушат, не то что меня. Но, само собой разумеется, от этого их речь не становится для меня понятнее, ибо понятность, если воспользоваться научным язы- ком, - вовсе не функция громкости. Писать же пальцем никак не решаются. Для них, очевидно, это слишком непривычное, ди- кое применение пальца. Проще сорвать голос, чем написать хо- тя бы одну букву. Или готовы написать, но только не на ладо- ни, а на бумаге, и суют мне эту бумагу, не осознав, очевид- но, одновременности глухоты и слепоты. Увы, столь упорное непонимание ситуации нередко выводило меня из себя, я начи- нал торопить, даже кричать, и тогда этот робот в человечес- ком обличье просто обращался в бегство. По моим наблюдениям, больше всего роботизированы чистые исполнители, функционеры, от кого на работе и вообще в жизни требуется меньше всего творчества. Школьников, начиная уже со второго класса, а так же студентов и интеллигентов отличает, как правило, способ- ность довольно быстро осваиваться в необычной ситуации встречи со мной. Еще довольно сообразительны люди в пого- нах... (Когда с человеком наконец удается разговориться, я ин- тересуюсь характером преобладающего в его жизни труда. Поэ- тому так уверенно говорю, кто именно быстрее осваивается в ситуации общения со мной.) Переход к письму по ладони несколько упрощается, если предлагать писать не пальцем, а неочиненным карандашом или непишущим концом авторучки. Это привычнее. Да и то нередко пытаются писать у меня на ладони пишущим концом, против чего я, конечно, протестую, ибо не знаю, каким мылом эти письмена потом смывать. Был только один случай, когда в метро, направляясь до- мой, я позволил написать у себя на ладони, на какой именно автобус мне надо попасть после метро. Я вынужден был махнуть рукой на проблему мыла, потому что где-то забыл или обронил тетрадку с записками. Ситуация была такой: лишь бы добраться до дома, а там ладонь можно сдать хоть в химчистку. Одну знакомую моей сестры, впервые меня увидевшую, би- тый час уговаривали писать у меня по ладони пальцем. Уже от- чаялись: она все время отдергивала палец, как будто боялась обжечься. Наконец, я попросил неочиненный карандаш, и через несколько минут она стала писать вполне разборчиво. Для пе- рехода с карандаша на палец понадобилось еще не более десяти минут. Но это не последняя трудность. В записке ясно сказано, что писать нужно только печатными буквами, как на вывесках. Даже не писать, а чертить, во всю ладонь. Кажется, понятнее, чем в записке, и не сказать, а не доходит. Пытаются именно писать, а не чертить, и не печатными, а строчными буквами, да еще очень мелкими, да еще соединенными друг с другом. И зрячие-то, судя по многочисленным жалобам на почерк, еле-еле разбираются в этих узорах, а мне каково? Да еще в записке я забыл подчеркнуть, что писать надо только в пределах ладони, ни в коем разе не делать строчку, заезжая с кисти руки на предплечье, а то и на плечо. Ну, в следующих "изданиях" этой записки оговорю, а может, и нет. Записка и без того длинная, а чем длиннее, тем первая встречная бестолочь больше путает- ся. Не делать строчку легче легкого попросить прямо в ходе общения, - лишь бы вообще начали писать... Важна и оговорка насчет правой ладони: для такого способа общения натрениро- вана только она. Левой ладонью понимаю гораздо хуже. Когда Эвальд Васильевич Ильенков учил меня понимать зрячие буквы ладонью, заодно впервые фактически и знакомя меня с ними, он, сославшись на опыт Ольги Ивановны Скороходовой, подска- зал: положить левую руку на руку собеседника и контролиро- вать его движения. На первых порах меня это выручило, а по- том я так натренировался, что надобность в контроле отпала. Если читатель помнит описанный в начале случай, когда я запутался на круглой площадке и насилу втолковал окружающим, как со мной разговаривать, то теперь добавлю, что втолковал я это именно с помощью "разговорной" записки, Конечно, пред- варительно пришлось показать плакатик. Очень выручила меня "разговорная" записка в тот кошмарный день, когда я не нашел сберкнижку на привычном месте, а в кармане у меня было всего три рубля, и попросить знакомых помочь я не мог, знакомых этих попросту рядом не случилось. Пришлось от начала до кон- ца все делать самому. В сберкассе выяснилось, что нужно на- писать заявление об утере сберкнижки и с ним поехать в цент- ральную районную кассу. Заявление мне написали, объяснили, на чем ехать и где выйти. Будь у меня побольше денег, я просто попросил бы посадить меня в такси, а там бы водитель нашел бы все, что надо. Но денег на такси не было, и приш- лось ехать автобусом, выходить на указанной мне в сберкассе остановке, а потом с помощью целого ряда людей, сменяющих друг друга, искать эту проклятую центральную сберкассу. Ад- рес дали, как водится, не тот; спасибо и на том, что по это- му адресу сберкасса все же была, хотя и не центральная. От- туда послали в третью сберкассу, из третьей - в четвертую, и та наконец оказалась нужной. Затем мне оформили документ, разрешающий завести на меня новую сберкнижку, проводили на остановку автобуса, посадили на него, уже другие люди выса- дили на нужной остановке, и я пришел в первую сберкассу поч- ти перед закрытием. Там, наконец, получил деньги, и еще едва успел зайти в ближайший продовольственный магазин, - продук- тов дома не было. Неотложность всей этой беготни вызвана бы- ла тем, что все мои деньги по моей просьбе (чтобы не нужно было каждый месяц ездить далеко, за полтора часа в один ко- нец, только ради получения зарплаты) перечисляли на сберк- нижку, откуда я их и снимал, сколько мне надо. (С 1993 года этого удобного порядка нет: на книжку идет только пенсия, а за зарплатой приходится ездить, да еще с начала месяца каж- дый день с кем-то звонить, справляться по телефону, будут ли давать; За перечисление зарплаты банк стал драть безбожный процент, а она и так скудная, чтобы этот процент подарить "чужому дяде".) Можно было, конечно, залезть в долги, но этого я терпеть не могу. Надо ли говорить, что без "разго- ворной" записки мне из той ситуации было бы никак не выпу- таться... 42. Разговорная для музыки. - Эта записка почти такая же, как и предыдущая, но предназначена для покупки билетов на концерты, балеты и т.п.. Представьте себе, что в кассу оперного театра просовы- вают записку, в которой, с одной стороны, содержится сообще- ние о полной глухоте владельца, а с другой - просьба продать билет на "Лебединое озеро" Чайковского. Мне даже трудно во- образить замешательство человека, к которому обратился бы с такой просьбой глухой... меломан. Поэтому в "разговорной для музыки" записке у меня сказано, что я совсем не понимаю зву- ковой речи, но любые звуки с помощью слухового аппарата ощу- тить могу, и очень люблю слушать через слуховой аппарат му- зыку. Все остальное точно так же, как и в обычной "разговор- ной" записке. Несколько лет назад в продаже, в специализированном ма- газине для слепых "Рассвет", появились так называемые "алфа- витки" - пластмассовые дощечки с брайлевским алфавитом на одной стороне, с крупным печатным алфавитом - на другой. Там, где брайлевский алфавит, сверху инструкция: перед вами слепоглухой, показывайте ему соответствующие буквы в алфави- те (возле каждой брайлевской буквы - зрячая), и таким обра- зом вы сможете с ним общаться. Теперь я постоянно ношу с со- бой эти алфавитки. Мои записки для меня лучше, но алфавитка помогает легче вступить в контакт, преодолеть первоначальный барьер. По-видимому, людей успокаивает явно промышленный, не кустарный вид алфавитки, ее спокойно берут в руки, читают инструкцию, убеждаются, что имеют дело со слепоглухим, а не с бандитом с большой дороги. После этого я переворачиваю ал- фавитку той стороной, где крупные зрячие буквы (она предназ- начена для слабовидящих глухих), и говорю, что лучше чертить такие же буквы пальцем по моей ладони, а не скакать по до- щечке с буквы на букву, как по болоту с кочки на кочку. Кон- такт налаживается быстро. Говорят, речь у меня с 1986 года, когда снимался фильм "Прикосновение" и был написан первый вариант данной работы, стала более разборчивой, и нужную просьбу предъявляю устно. Но все же в шумных местах нужны и записки. Тем более они нужны людям с плохой речью. Это ведь у слепоглухих тренированный навык побуквенного восприятия информации, а у зрячеслышащих такого навыка может и не быть, и им следить за пальцем слепоглухого, показывающим нужные буквы, может оказаться весьма затруднительно, а то и вовсе невозможно. И если ничего чрезвычайного, просьба совершенно определенная, то лучше вместо алфавитки показать эту просьбу в виде записки. Кроме того, полезно на улице всегда быть со слуховым аппаратом. Во-первых, он поможет услышать достаточно издали шум машины, большую магистраль. Во-вторых, услышать, если не понять, устное предложение помощи. Чаще всего, как я убедил- ся, спрашивают: "Вам куда?" - люди, готовые проводить. Обстановка на российских улицах становится все сложнее, и соответственно приходится упрощать мораль. Раньше я, как и все советские люди, стеснялся сойти за нищего, и без крайней необходимости не вытаскивал на свет ни плакатика, ни запи- сок, ни алфавитки. Но теперь я пришел к выводу, что нужен какой-то постоянный бросающийся в глаза признак, выделяющий инвалида из толпы. В развитых странах существуют значки - такие пластмассовые прямоугольные таблички с крупной зрячей рельефной надписью, по слову в каждой строке: "Deaf and blind" ("Глухой и слепой"). Эти таблички прикалываются к одежде булавкой и носятся, как значок. Мне пришлось убедить- ся, что нечто подобное необходимо и в России. Нужно разрабо- тать и выпустить в продажу серию значков, придумать какую-то эмблему слепоглухоты и под ней написать примерно следующее: "Я слепой и глухой. Мне нужна ваша помощь". Наиболее значи- мые слова - "слепой", "глухой", "ваша помощь" - должны быть выделены более крупным шрифтом по сравнению с остальным текстом. В США проведено исследование, как воспринимаются обращения слепоглухих за помощью зрячеслышащими встречны- ми-поперечными, и сделан вывод, что эти обращения должны пе- чататься тремя шрифтами: самое важное - самым крупным, менее важное - средним, и наименее важное - относительно мелким шрифтом. Этот психологический принцип должен быть соблюден и в российских значках для слепоглухих. Форма значка должна быть как можно более необычная, бросающаяся в глаза, - может быть, треугольная. Можно обойтись без эмблемы, но шрифтовые выделения должны быть обязательно. Хорошо бы, чтобы надпись фосфоресцировала в темноте, но в конце концов при необходи- мости ее можно как-то подсвечивать, да и нужна она бывает обычно в достаточно хорошо освещенных местах (в салоне пас- сажирского транспорта, в торговом зале...). Уж если обратят внимание и возьмут шефство в освещенном месте, то мой опыт показывает, что, как правило, уж не бросят до самого подъез- да вашего дома. Такой значок нужно носить на улице постоянно, не снимая ни в коем случае. Даже если вам помощь сейчас особо и не нужна, все равно не отказывайтесь. Во-первых, так безопас- нее, а во-вторых, людей вообще надо приучать бросаться на помощь. Увы, сегодняшняя Россия прославилась на весь мир непробиваемым равнодушием уличной толпы, - пусть рядом хоть убивают, - все из подлого инстинкта самосохранения как раз вовремя ослепнут и оглохнут. А когда-то Россия славилась ми- лосердием... Наконец, последняя записка. 43. Адрес. - Я - Суворов Александр Васильевич, слепой и глухой. Мой почтовый адрес: .... Домашний телефон .... Теле- фон соседей, если дома никто не подойдет .... С некоторых пор я стал чувствовать себя хуже, чем рань- ше. Иногда на улице случаются со мной внезапные головокруже- ния. Сознания я еще ни разу не терял, но такую опасность исключать уже не приходится. Кроме того, всегда есть опас- ность особенно талантливо заблудиться, так что придется об- ращаться в милицию, где, конечно, понадобятся мои почтовые и телефонные координаты. Впрочем, пока что я пользовался этой запиской просто как визитной карточкой: новому знакомому или на почте проще списать мои координаты, отпечатанные мною на зрячей машинке, чем возиться с моей диктовкой. Мало ли какой шум может быть в этот момент вокруг! Не все расслышишь. * * * Такова моя система постоянных записок, то есть таких, которыми приходится пользоваться многократно. Но всего в жизни не предусмотришь, и не во всех непредвиденных обстоя- тельствах уместна такая "тяжелая артиллерия", как "разговор- ная" записка. Сколько "разговорную" записку ни редактируй, а пользоваться ею из-за косности окружающих все-таки очень сложно, громоздко, и часто проще бывает заготовить временную записку, чем ловить за полу прохожих и учить их со мной раз- говаривать. Например, если мне нужно дать телеграмму, пишу, что слепой и глухой, хочу дать простую либо срочную телег- рамму, изредка и молнию, а дальше - адреса и текст. Мне ос- тается лишь протянуть эту записку телеграфисту вместе с деньгами и немного подождать, пока он все оформит, возьмет деньги и выдаст мне квитанцию. Или нужно идти в продовольст- венный либо другой какой магазин. Заранее печатаю на зрячей машинке список необходимых товаров, разыскиваю в магазине администратора, который по этому списку дает мне все, что есть. Однажды мне нужно было навестить в подмосковном санато- рии бывшего директора Загорского детдома, Альвина Валентино- вича Апраушева. У меня был адрес и номера автобусов, на ко- торых ехать от станции после электрички, а также название остановки, где сойти. За мной заехал приятель, с которым мы договорились навестить Апраушева вместе, но у меня немного болела нога, и приятель меня "пожалел" - сбежал, чтобы я не тревожил зря ногу. Нигде не найдя его в квартире, я по имев- шимся у меня данным быстро сделал несколько временных запи- сок: одну - чтобы посадили на электричку, другую - чтобы вы- садили, третью - чтобы посадили на автобус, четвертую - что- бы высадили, - и без всяких приключений добрался до санато- рия сам. Приятель же для здоровья решил пройтись пешком, так что появился где-то часа через полтора после меня. Оправив- шись от шока, вызванного неожиданной встречей со мной, прия- тель только и мог сказать: - - Да Вы, оказывается, из тех, кто в войну сбегали из госпиталей на фронт, не долечившись! Текст временных записок примерно такой же, что и текст постоянных: просьба вчитаться, сообщение о слепоте и глухо- те, просьба помочь, просьба, если самому некогда, догово- риться о помощи мне с кем-нибудь другим. Временная записка однократная, рассчитанная для использования только в данной, единичной ситуации; поэтому пишется на обычной тонкой, "зря- чей" бумаге. Кроме того, временная записка чаще всего только одна, и брайлевская надпись на ней отсутствует за ненадоб- ностью. Если же, как в описанной поездке к Апраушеву, нужно несколько временных записок, я с помощью клавиши "точка" клавиатуры зрячей машинки выкалываю на обороте брайлевскую цифру - номер записки, и обычно в записках не путаюсь. * * * В заключение должен особо подчеркнуть, что проблему са- мостоятельности взрослых слепоглухих ни в коем случае нельзя сводить к проблеме разработки той или иной системы приемов, эту самостоятельность обеспечивающих. Хлопотать об одних только приемах самостоятельности - грубейшая ошибка, свиде- тельство полнейшего непонимания сути дела, о котором идет речь. Ибо главное - никакие не приемы самостоятельности, а та личность, которая эти приемы разрабатывает и применяет. В конечном счете все зависит именно от личности слепоглухого, а не от остатков зрения и слуха и не от приемов самостоя- тельности. Отсюда - прямой психолого-педагогический вывод: препо- давание Социально-Бытовой Ориентации ни в коем случае нельзя отрывать от преподавания всех остальных учебных предметов. Мало этого. Социально-Бытовая Ориентация, то бишь самостоя- тельность взрослого слепоглухого - итог всего предшествующе- го становления его личности, как интеллектуально-эстетичес- кого, так и нравственного его развития, как обучения, так и воспитания. Чем выше уровень общего развития личности, тем выше возможности личности быть самостоятельной. Это - аксио- ма. Не надо воображать, будто наши выпускники смогут жить вполне самостоятельно, если их сводить на экскурсию на почту или в магазин, или познакомить с планом города Сергиев По- сад. Нет, если мы действительно хотим видеть их самостоя- тельными, мы должны прежде всего научить их вступать в обще- ние буквально с первыми встречными людьми. А для этого у них должна быть разборчивая устная речь; они должны быть вежливы и терпеливы, им необходимо такое личное обаяние, которое внушало бы не жалость ("ах ты бедненький!"), но глубокое уважение ("вот это человек!"). Все это возможно лишь на фун- даменте как можно более высокой общей культуры. Вместе с ни- ми создать этот фундамент - вот наша, их старших друзей, сверхзадача, которой мы не вправе изменять даже в помыслах своих. 1 ноября 1986 - 3 января 1996 ============================================================ "КУЛЬТУРА СЛЕПОГЛУХИХ" ====================== И ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА =========================== 29 сентября - 3 октября 1989 года в Стокгольме проходи- ла IV имени Элен Келлер всемирная конференция слепоглухих, От Советского Союза там были две делегации - официальная и альтернативная. Я был членом альтернативной делегации. Мы привезли из Стокгольма много печатной информации на английском языке. Важнейшие материалы переведены на русский язык и перепечатаны рельефно-точечным шрифтом Луи Брайля (в дальнейшем буду писать, как принято у слепых, - "по Брай- лю"). Центральное место среди этих материалов занимает боль- шой доклад президента Американской Ассоциации слепоглухих Родерика Макдональда под неожиданным для советского читате- ля, во всяком случае для меня, заголовком: "Слепоглухота: возникающая культура". Доклад очень интересен, дает много пищи для размышле- ний. Как сказал мне автор при встрече в Вашингтоне, он имен- но хотел заставить задуматься своих читателей, - инвалидов, НО в первую очередь здоровых, - над проблемами слепоглухих. Я сам слеп и глух; много пережил и передумал в связи со сво- им несчастьем. В своем докладе Р. Макдональд обращает внима- ние читателей на самые, пожалуй, типичные проблемы, встающие перед слепоглухими в их отношениях между собой и со зрячес- лышащими. Мне очень захотелось тоже поразмышлять над этими проблемами, пользуясь докладом Р. Макдональда как своего ро- да анкетой, где все эти проблемы не столько поставлены и ре- шены, сколько перечислены (для международного форума надо ведь писать как можно короче; поневоле приходится ограни- читься "тонкими намеками на толстые обстоятельства"). Писать я начал и еще до поездки в США, состоявшейся в январе 1990 года. Во время этой поездки мы встречались и с Родериком Макдональдом, и с другими слепоглухими, и с их зрячеслышащи- ми друзьями разного уровня - в основном учеными, педагогами и организаторами всевозможной помощи слепоглухим. Встречи эти позволили мне почувствовать, если не понять, истоки док- лада Р. Макдональда, основных его идей. Особенно - истоки идеи, больше всего меня поразившей, - о якобы возникающей особой культуре слепоглухих. Я понял, что это господствующий в США подход к постановке и решению проблем инвалидов вооб- ще, - подход, опирающийся не столько на какую-то концепцию, разработанную "яйцеголовыми" теоретиками, сколько на естест- венный гуманизм, побуждающий без особого мудрствования прос- то искать возможно более разнообразные способы практической помощи инвалидам. Благо у Американцев есть возможность бук- вально бросаться на помощь, без оглядки, - или не очень-то оглядываясь, - на своих родимых бюрократов, лишенных, слава богу, власти разрешать или запрещать помощь. Было бы желание и деньги - и кому хочешь делай добро, никого не спрашиваясь. Дело твое. В общем, пока я был в США, полемический мой пыл приу- гас. Идея об особых инвалидных культурах мне осталась очень не по душе, зато по душе пришлись ее носители. Охота спорить пропала, но осталось желание доброжелательного, терпимого диалога. Как и мой собеседник Р. Макдональд, в диалоге этом я опираюсь главным образом на личный опыт, осмысленный в традициях освоенной мною философской, теоретической культу- ры. Мне советовали сначала изложить аргументацию Р. Макдо- нальда, а потом высказаться самому. Но я никогда не был охоч до чинного академического обмена монологами. Скучное, снот- ворное это занятие. Пусть будет естественная беседа. Чтобы не наврать как-нибудь при пересказе, я сделал подробные вы- писки из текста Р. Макдональда, - пусть он говорит сам, хотя бы в переводе на русский язык, неизбежном и при нашей личной встрече. Свои взгляды я тоже не намерен приберегать под ко- нец, вроде камня за пазухой, дабы последнее слово оставить за собой, победоносно завершив "сражение". Мы не "сражаем- ся", а просто разговариваем, размышляем, и читателя пригла- шаем тоже поразмышлять. Никому ничего мы не думаем навязы- вать, никого ни в чем не хотим убедить. Хватит декларировать право на инакомыслие. Пора бы это святое право каждого прос- то молча, привычно реализовать... * * * Я всегда разделял и продолжаю разделять фундаментальное положение моего учителя, Эвальда Васильевича Ильенкова, ко- торый в письме ко мне от 12 августа 1974 года писал: "Ты верно и остро понял, что проблемы, в которые ты уперся, абсолютно ничего специфического для слепоглухого не составляют. Не буду лицемерить и говорить, что зрение и слух - вообще маловажные вещи... Зная тебя, знаю, что сладеньких утешений ты не примешь, что ты к ним глух. Я понимаю, что слепоглухота не создает ни одной, пусть самой микроскопичес- кой, проблемы, которая не была бы всеобщей проблемой. Сле- поглухота лишь обостряет их, - больше она не делает ничего". Отсюда следует, что существует только одна - общечело- веческая - культура, то есть накопленный человечеством за всю его историю опыт решения всеобщих проблем. Да, слепоглухота не создает особых "слепоглухих" проб- лем, но это не значит, что она не имеет вообще никакой спе- цифики по сравнению с другими ситуациями, в которых людям приходится жить, - как экстремальными, так и нормальными. Специфика есть, и принципиальная. Да, нет таких проблем, ко- торые стояли бы только перед слепоглухими, и ни перед кем больше. Но всеобщие, общечеловеческие проблемы встают в си- туации слепоглухоты принципиально иначе, не так, как у здо- ровых, а именно - предельно остро, предельно болезненно, и потому - предельно "чисто", то есть четко, обнаженно-ясно. При первом же чтении я пришел к выводу, что содержание доклада Р. Макдональда только терминологически противоречит тезису о всеобщности, общечеловечности, но вместе с тем спе- цифичности постановки всех проблем, возникающих у слепоглу- хих. На самом деле речь у Р. Макдональда не об особой, "ма- лой" культуре слепоглухих, а об уникальных особенностях, специфических модификациях поведения, вызванных необходи- мостью жить в жесткой ситуации слепоглухоты, и жить по воз- можности - полноценно. Было бы крайним невежеством или узколобым догматизмом отрицать, что существует специфическая для слепоглухоты пос- тановка всеобщих человеческих проблем, - постановка, порож- дающая уникальные особенности, специфические модификации по- ведения и всего образа жизни слепоглухих. От такого неве- жества и догматизма многих зрячеслышащих я сам немало стра- дал. Тяжело, когда тебя не понимают. Еще тяжелее, когда тебя и не хотят понимать, пытаются загнать твое поведение в прок- рустово ложе различных абстракций, таких, например, как абс- тракции "хорошего" и "плохого", "приличного" и "неприлично- го", причем самой "неприличной" оказывается попытка конкрет- но разобраться, д л я к о г о хорошо или прилично. "Вообще" хорошо, "вообще" прилично, "вообще" красиво, - и все тут, будь ласков с этим считаться, этому подчиняться. "Неприлич- но", видите ли, обращать на себя внимание зевак, - а потому в общественном транспорте молчи в тряпочку, или говори "по- тише", хотя, не слыша сам себя, ты очень затрудняешься регу- лировать громкость собственного голоса. В то время, как "лю- ди" (окружающие), чьего внимания так стесняются, могут сами болтать или петь сколько угодно. Или "неприлично" вторгаться в разговор, - но почему-то считается вполне приличным остав- лять слепоглухого в пустоте, игнорировать его присутствие при разговоре, весьма кстати для собственного удобства забы- вая народную мудрость: "Где больше двух, там говорят вслух", - то есть говорят для всех, в том числе и для присутствующе- го здесь инвалида, - глухого ли, слепоглухого. А когда ос- корбленный инвалид лезет на стену, кричит, что он не слышит, нельзя же напрочь об этом забывать, - иные зрячеслышащие ре- агируют на истерику инвалида иезуитскими рассуждениями о том, что никакой принципиальной разницы между глухим и слы- шащим не может быть, потому что не может быть у глухих спе- цифических, только перед глухими встающих проблем... Чего же ты негодуешь? Ты такой же, как все, даже еще полноценнее иных полноценных в иных отношениях (обычно не уточняется, в каких именно), - вот и утешайся этим, сидя рядом с развесе- лой компанией без всякого перевода. И не будь эгоистом, не мешай нам веселиться! Тут поневоле договоришься и до особой "культуры слепог- лухих", лишь бы заметили твою специфическую постановку все- общих проблем, лишь бы с этой спецификой заставить считать- ся. Все это так. Все это мною самим испытано миллионы раз, от всего этого я сам страдаю всю жизнь. Потому и пишу обо всем этом с такой язвительной горечью. Сотни стихотворных строк, откровенно трагических до мечты о самоубийстве, пос- вящены у меня этому. И все же я убежден: не надо впадать в преувеличения. Все равно это не способ лечить людей от глу- пости и трусости. Да, и от трусости, ибо отрицание специфики слепоглухоты - это часто проявление малодушия. Это просто попытка при встрече с таким страшным несчастьем утешить себя тем, что, дескать, ничего особенного, "у них" все так же, как и "у нас". Отсюда неприлично бодрый тон иных газетных и журнальных публикаций, чуть ли не приглашающих читателя ос- лепнуть и оглохнуть. Ничего, мол, страшного; музыку вы пол- ноценно воспримете через вибрацию; речь тоже сможете считы- вать с горла; и вы сможете читать по Брайлю сколько угодно художественной классики, за которой в плоскопечатном вариан- те безуспешно гоняются зрячие люди... Говорить в таком тоне о слепоглухоте, как и о любом другом виде инвалидности, - все равно что отплясывать рок-н-рол на могиле. И после этого еще учить инвалида, что прилично, а что неприлично! Неудивительно, если инвалид, за- щищаясь от подобного отношения, пытается осознать себя как представителя особого "народа слепых", или "народа глухих", или "народа слепоглухих", или "народа паралитиков", - с осо- бой, уникальной, никакому другому "народу" не свойственной "культурой". И находится много здоровых людей, которые такое "самосознание" инвалида всячески поддерживают из самых гу- манных побуждений: Ну конечно же, ты в сущности не инвалид, а просто неповторимая индивидуальность; мало ли какие бывают у людей особенности; вот у тебя, подобно некоторым другим, такая особенность - глухота; Ну и что же, это не беда, а только особенность, вроде черного цвета кожи; в силу этой особенности ты не такой, как все; но ведь все мы не такие, как все; вот и будем просто приспосабливаться к своим и чу- жим особенностям, и никаких, ну ни малейших причин для тра- гедий... На такого рода гуманизме, мне кажется, в США строится вся работа с инвалидами. Возможность самой широкой практики на основе такого гуманизма дает очень высокий уровень заботы об инвалидах. Делается буквально все для того, чтобы инвали- ды были как можно самостоятельнее; не чувтсвовали себя обу- зой; как можно чаще были в состоянии душевного комфорта. Ка- кой только ни придумывают техники! Как только ни изощряются методически, чтобы хоть чему-то научить даже самого безна- дежного инвалида, даже глубоко умственно отсталого слепоглу- хонемого паралитика (бывают и такие кошмарные сочетания "де- фектов")! Я не уставал восхищаться - не фантастической тех- никой для инвалидов, а изумительно добрыми людьми, посвятив- шими себя работе с инвалидами, бесконечно терпеливой и вни- мательной к самым, казалось бы, что ни на есть капризам, за- боте о них. И все-таки - не чрезмерно ли внимание к специфи- ке инвалидности? Нет ли неосознанной подмены целей всей ра- боты, всей заботы? Стоит ли так уж безоговорочно признавать правомерность существования особого инвалидного мира, с осо- быми обычаями, нравами, словом - с особой культурой, - наря- ду с миром и культурой здоровых людей, здорового большинства человечества? Не ведет ли такая чрезмерная доброжелатель- ность к миру инвалидов - к обособлению инвалидов от мира здоровых, вместо того, чтобы всячески включать инвалидов в этот мир? Не направлена ли вся забота, вся бесконечная доб- рота на групповую изоляцию инвалидов от остального общества, на всяческое поощрение их собственного стремления к своеоб- разному "коллективному одиночеству"? Между собой инвалидам проще, конечно, чем со здоровыми... Но ведь и здоровым проще между собой, чем с инвалидами. А проще - далеко не всегда лучше. - Чего слепоглухие больше всего хотят и ждут от зрячес- лышащих? - спросил я у Артура Роэрига, слепоглухого руково- дителя помощи слепоглухим студентам Вашингтонского Универси- тета глухих имени Галлаудета. - Они хотят, чтобы зрячеслышащие как можно чаще давали им встречаться с другими слепоглухими, возили бы слепоглухих друг к другу, - огорошил меня Артур. А вот эпизод в Сан-Диего. - Познакомься с глухой профессоршей калифорнийского университета Кэрол. Это самый известный в Америке специалист по культуре глухих. - сказал мне Феликс Трофимович Михайлов, известный русский философ, тоже ездивший с нами в США. Назвали груздем - полезай в кузов. Я с места в карьер спросил у Кэрол: - Раз вы считаете, что у глухих особая культура, делае- те ли вы отсюда тот вывод, что глухие - особый народ? - Разумеется, - к полному моему замешательству подтвер- дила Кэрол. То, что так поразило меня в работе Р. Макдональда, ока- залось само собой разумеющимся, господствующим в США подхо- дом к реабилитации инвалидов вообще. Кэрол не читала работы Р. Макдональда (я специально спросил у нее, читала ли), но полностью в беседе со мной воспроизвела его аргументацию, объясняя, почему считает глухих особым народом. Обратимся же, наконец, к этой аргументации. Мы вполне можем доверять Р. Макдональду, как полномочному представителю подхода к по- мощи инвалидам, господствующего не только в США, но, сколько могу судить по материалам Стокгольмской конференции, а так же по личным впечатлениям, в Швейцарии, Испании, Англии, Ка- наде, - во всей той части мира, которую мы в России привыкли называть просто "Западом". * * * Из всей работы Р. Макдональда я реагирую только на раз- дел "Возникающая культура". Он начинается следующими общими положениями: "Среда играет главную роль в определении культуры и психологии личности. Слепоглухота, особенно если она насту- пает в раннем возрасте" (не уверен, что "особенно"; скорее наоборот - в позднем возрасте), "сильно меняет представления человека об окружающей его среде. Эти изменения понимают лишь слепоглухие, и никто больше". А по-моему, такое самосознание свойственно только так называемым "высокоразвитым" слепоглухим, то есть достигшим уровня развития, сравнимого с уровнем развития здоровых лю- дей. Причем сравнимого далеко не со "средним" уровнем здоро- вых, а значительно выше среднего. Эмпирический факт: среди "высокоразвитых" слепоглухих преобладают позднооглохшие, то есть потерявшие слух после того, как сформировалась и закре- пилась устная речь. Оговорка, что особенно сильно меняются представления у ранооглохших слепоглухих (и из-за ранней глухоты - немых), верна, по-моему, только с тем необходимым уточнением, что их представления меняются, как правило, в сторону искаженности, неадекватности. Причем эта неадекват- ность изначальная, первичная. Представления искажены потому, что правильные так и не удалось сформировать. В этих иска- женных представлениях о мире отражается, выражается крайне низкий уровень общего развития ранооглохших, - проявляется, иными словами, глубокое недоразвитие, неполноценность лич- ности. Это горький факт, но это факт, каким бы "оскорбитель- ным" он ни казался иным горе-"гуманистам". Куда оскорбитель- ней - консервация неполноценности, недоразвития, - консерва- ция на том основании, что каждый "полноценен в пределах" своей инвалидности (как и своего здоровья), что все, следо- вательно, полноценными рождаются. а раз рождаются, раз каж- дый из нас полноценен изначально, то, естественно, не может быть и проблемы - стать полноценными. Нет, полноценной л и ч н о с т ь ю, то есть полноценным ч л е н о м о б щ е с т в а, каждый обязан с т а т ь! А сле- поглухонемым с раннего возраста, увы, полноценными личностя- ми стать не удается (мне, как, вероятно, и Р. Макдональду, известно только одно исключение - Элен Келлер). Отсюда - вследствие изначальной неполноценности, - искаженность, неа- декватность представлений рано оглохших слепоглухонемых, ес- ли у них вообще представления имеются. Но есть и другие слепоглухие - "высокоразвитые", уж ни- как не немые, без всяких скидок полноценные члены общества, то есть полноценные личности. Их представления тоже могут быть не такими во многом, как у зрячеслышащих, - но не в си- лу практически полного отсутствия сколько-нибудь цельной картины мира, а в силу более четкого, точного, острого осоз- нания своего положения в этом мире. И тут уж верно: никакой зрячеслышащий, ни с каким воображением, никогда не сможет осознать "извне" ситуацию слепоглухоты так, как сам слепог- лухой в ы н у ж д е н осознавать ее "изнутри". чтобы так осознавать эту ситуацию, надо быть внутри нее, надо б ы т ь слепоглухим. А этого мы, разумеется, не пожелаем и своим врагам, не то что своим зрячеслышащим друзьям. Самосознание слепоглухих, нормально развитых в отношении личностной пол- ноценности, при всем иногда кричащем трагизме мужественно уже в силу того обстоятельства, что человек живет, согласен жить в этом кошмаре, - в ситуации слепоглухоты. Я лично еще в студенческие годы понял, что ни один зря- чеслышащий до конца моей беды не поймет именно потому, что он зрячеслышащий. А значит, не стоит сердиться, когда он из самых лучших побуждений пытается кроить меня, мое поведение, согласно своим зрячеслышащим меркам. Ценна сама попытка по- нять, именно кроить, а не кромсать в угоду собственному ма- лодушию или просто удобству. За попытку понять - спасибо. Но никогда не стоит забывать, что, при всей общности наших проблем, мерки для их решения у нас, увы, разные. Ведь мерки эти определяются разными, слишком разными ситуациями: одни живут без зрения и слуха, а у других глаза и уши, к счастью, в полном (или хотя бы относительном) порядке. Но дослушаем Р. Макдональда. Он хочет пояснить свою мысль, и, желая доказать существование особой культуры сле- поглухих, доказывает, по-моему, именно различие "мерок", различие способов решения одних и тех же проблем слепоглухи- ми и зрячеслышащими. "Так, - поясняет Р. Макдональд, - некоторые системы по- ведения, обычаи и представления присущи лишь им одним" (сле- поглухим), "и они являются основными доводами в нашей кон- цепции о том, что отдельная культура слепоглухих действи- тельно существует". "Доводы" эти перечисляются ниже, а пока автор размышля- ет о том, что именно, по его мнению, мешает развитию особой культуры слепоглухих. Развитие всякой культуры тормозит ра- зобщенность ее носителей, их изолированность друг от друга. Слепоглухие - ничуть не исключение из этого правила. Р. Мак- дональд как раз и говорит, что развитию их особой культуры мешает их разобщенность, их изолированность друг от друга. Если бы слепоглухие больше могли общаться между собой, их культура развивалась бы быстрее. Видимо, ежегодные всеамери- канские конвенции слепоглухих, на которые приглашаются иностранные слепоглухие, собираются как раз с целью ускорить возникновение особой культуры слепоглухих. Да, пожалуй. Между собой слепоглухим тоже не грех раз- вивать отношения. Я чувствовал себя довольно-таки одиноко, вроде непонятого гения, пока не обнаружил многие свои завет- ные мысли в стокгольмских материалах, особенно вот в этой работе Р. Макдональда, и именно в разделе "возникающая куль- тура". Но все-таки мне кажется, что для четкого осознания специфики слепоглухоты, того, что же такое слепоглухота и как с ней бороться, не так уж обязательно общение именно и главным образом со слепоглухими. У меня лично очень широкий круг общения, своих собратьев по несчастью ничуть не избе- гаю, но всеми своими "открытиями" в области специфики сле- поглухоты я все же обязан зрячеслышащим. Только им. Утверж- даю это абсолютно честно. Не то, чтобы они лучше меня знали, в чем мое счастье, совсем нет. Но они стимулировали и стимулируют работу моей мысли, - очень часто, увы, отрицательно, бестактностью своей стимулируют. Приходится напряженно думать, почему мне среди них так часто так плохо, неуютно жить. Имею в виду всех зря- чеслышащих, все свои контакты с ними, в том числе массу слу- чайных, на улице, на транспорте, в разного рода "обществен- ных местах". И вот чем дальше, тем больше убеждаюсь: если уж я стра- даю от бестактности зрячеслышащих, то они, вероятно, ничуть не меньше страдают от моей бестактности. Мне ведь не легче их понять, влезть в их шкуру, чем им - в мою. У нас в стра- не, к концу перестройки, стало модно призывать к "милосер- дию", к благотворительной (прежде всего) помощи инвалидам со стороны здоровых. Меня эти призывы насторожили, пожалуй, больше всего своей односторонностью, вроде неразделенной любви. Я убежден, что человечность должна быть взаимной. Лю- бовь - необязательно, а человечность, гуманность, тактич- ность, терпимость - обязательно. Плохо наше дело, если все это будет привилегией одних лишь "помогающих" нам, обслужи- вающих нас зрячеслышащих. * * * От общих предварительных замечаний Р. Макдональд пере- шел к перечислению конкретных особенностей поведения, вер- нее, особенностей образа жизни, слепоглухих. Особенности эти прослеживаются по следующим "измерениям": 1. Осязание. 2. Групповое общение. 3. Зависимость от переводчиков. 4. Затруднения в социальном общении. 5. Игры. 6. Классовые барьеры. 7. Сокращенный запас знаний. 8. Экономика. 9. Язык. Следуя за нашим автором, попробуем разобраться с каждым пунктом отдельно. Напоминаю, что моя цель - не спор, не по- лемика, а "вариации на тему", то есть собственные раздумья на темы, как бы подсказанные Р. Макдональдом. Сначала, ес- тественно, выписываю "подсказки", а потом - свое. Итак, пункт первый - "Осязание". "Тактильный контакт, который является обычным делом среди слепоглухих, - улыбается Р. Макдональд, - привел бы среди зрячеслышащих к искам по поводу оскорбления действием или по поводу гомосексуальных наклонностей обвиняемого. Что, например, подумает "статистически средняя" зрячая женщина, если слепоглухой мужчина попросит разрешения ощупать ее ли- цо? Однако такая просьба нисколько не удивит слепоглухую женщину, для которой осязание - единственный способ позна- вать окружающую среду. Конечно, есть примеры, когда слепог- лухие мужчины (женщины) злоупотребляют этим, заходя дальше, чем это требуется для общения, однако процент таких людей в обществе слепоглухих ничуть не выше, чем в других культурах. ...Таким образом, слепоглухих часто отвергают совсем не по их вине. Это происходит от того, что осязание играет су- щественную роль в их культуре, а реакция широкой публики на это - отрицательная". Недоразумений и правда хоть отбавляй, но я бы поосте- регся придавать им такое уж большое значение. Если вести се- бя правильно, то есть очень осторожно, тактично, то реакция отталкивания на осязательный контакт исчезает уже в первые минуты общения, а может и вообще не возникнуть. Совсем ведь необязательно сразу лезть к лицу. На первых порах - и вообще в большинстве случаев - достаточно контакта рук. Я не берусь узнавать людей ни по рукам, ни по лицу, а если к лицу тянусь, то в основном для оценки эмоциональной реакции собеседника, - смеется он или стерильно серьезен. Характер ласки это носит у меня очень редко и очень избира- тельно, только с очень близкими людьми, особенно с детьми, которых я, как и все, глажу обычно "по шерстке", по головке, а никак не по лицу. Прикасаться к лицу можно только тогда, когда уже прочно установилась взаимная симпатия, и то в виде исключения. Среди моих знакомых есть немало людей, осяза- тельный контакт с которыми я сам строжайше ограничиваю необ- ходимым минимумом. Если они отважатся на инициативу, начнут, например, поглаживать мою руку в самом патетическом месте моей, обращенной к ним, всегда горячей речи, - то реакция отталкивания, и очень бурная, возникает уже у меня. Еще бы! Все мысли путаются, я "внезапно связь речей теряю" (Твар- довский, "За далью - даль"), серьезно подозревая, что меня не слушали, а просто около меня грелись, как кошка возле печки. Это оскорбляет меня, что называется, в лучших моих чувствах. Вообще, сводить осязательный контакт к одному лишь сек- суальному компоненту, - это, конечно же, грубое упрощение. Общаются прежде всего люди, личности, а не сексуальные парт- неры. И если возникает стойкая реакция отталкивания, то меньше всего на осязательный контакт, а больше всего - на личность (все равно, слепоглухого или зрячеслышащего). Вряд ли много найдется, скажем мягко, столь уж недалеких зрячес- лышащих типа упомянутой Р. Макдональдом "статистически сред- ней женщины", которым надо объяснять, что для слепоглухого осязание - главный, если не единственный, источник образов. Это само собой понятно любому зрячеслышащему ребенку, с ко- торым я имел дело, а если учесть случайные встречи на ули- цах, я имел дело с сотнями и тысячами детей. Из своего опыта самостоятельного хождения по улицам я вывел обобщение, что дети ориентируются относительно моей слепоглухоты гораздо быстрее, помогают мне гораздо охотнее, чем зрячеслышащие взрослые. Ребенок или подросток не убегает, не шарахается, как большинство взрослых, если я тяну к нему руку. Думаю, дело тут не в осязательном контакте самом по себе, а в сис- теме привычек, стереотипов поведения, у взрослого сложившей- ся и часто косной до полного окостенения, до того, что все противоречащее закостенелому представлению отталкивается, отвергается как нереальное, невероятное, во всяком случае подозрительное и, возможно, опасное. У ребенка такого еще нет. В этом слабость ребенка, но в этом же - его сила по сравнению со взрослыми. В силу отсутствия или непрочности системы стереотипов ребенок более чуток, более восприимчив и отзывчив, быстрее ориентируется в ситуации, когда требуется его помощь, и оказывает эту помощь. Но ребенок доверчивее и может, конечно, пасть жертвой обмана. Теоретически обман всегда возможен, мы все рискуем ока- заться объегоренными. Особенно велик этот риск у детей и ин- валидов. У детей - потому, что они еще житейски и вообще со- циально неопытны. У инвалидов - потому, что они беспомощны; прожить, рассчитывая только на себя, при всем желании не мо- гут, - и просто вынуждены этой беспомощностью ориентировать- ся на честных людей, а не на мошенников; на помощь, а не на обман. Тем более, что эти ожидания, как правило, оправдыва- ются. Я бывал жертвой обмана, -например, выманивания денег, - но это чрезвычайная, величайшая редкость, редчайшее исклю- чение из правила, единичный случай, который ни в коем случае нельзя обобщать, возводить в закономерность. В огромном, по- давляющем большинстве своем люди доверия не обманывают - и доверия достойны. Утверждаю это со всей ответственностью, на основании многолетнего личного опыта. (Речь идет об элемен- тарном доверии в элементарных, простейших ситуациях, типа помощи в переходе через дорогу или в посадке и высадке на общественном транспорте. В более сложных случаях нужна боль- шая осторожность. Осторожным надо быть в сфере долговремен- ных, а не случайных, мимолетных, эпизодических отношений; постоянные отношения у всех людей очень сложны; эмоциональ- ные реакции на них крайне обострены. Поэтому тут нужна вели- чайшая взаимная осторожность, деликатность, человечность. Тут не простейший, легко обнаруживаемый обман грозит, а чаще всего - настоящая трагедия взаимного самообмана, иллюзий, заблуждений на свой собственный счет и на счет друг друга. И если кто сунется без спросу, или даже по зову, развеивать эти иллюзии, вскрывать истину, - такого-то бестактного в своем наивном правдолюбии пророка и ненавидят больше всего. На таких в конце концов молятся, но не раньше их безвремен- ной кончины. Ибо нет у большинства из нас ничего дороже на- ших иллюзий, искренне принимаемых нами за истину.) Кстати, еще одно интересное наблюдение. Я заметил, что, кроме детей, скорее всего мне приходят на помощь люди в во- енной форме, с погонами. Они тоже не шарахаются, а берут протянутую руку. Это, видимо, потому, что их система стерео- типов направлена на экстремальные ситуации. Им просто не по- ложено смазывать пятки и кричать караул, если что не так. Они обязаны разобраться, что именно не так, привыкли разби- раться и принимать надлежащие меры, а в итоге им ничего дру- гого не остается, как посадить меня в нужный автобус или до- вести до нужного дома. Какие тут еще "примешь меры", если уж вник в ситуацию?.. Итак, я смею утверждать, что в случаях возникновения реакции отталкивания дело не в самом по себе осязательном контакте, а в сложившейся у данной личности системе привы- чек, стереотипов восприятия, воображения, мышления, эмоцио- нального реагирования. Все мои новые знакомые, и взрослые, и дети, как правило, довольно быстро забывают о моей слепоглу- хоте и о том, что вступают со мной в общение странным, нео- бычным способом. Все новое на первых порах кажется дикова- тым. Естественно. Иначе не бывает. * * * Пункт второй - "Групповое общение". Р. Макдональд имеет в виду ситуацию, когда несколько человек по очереди слушают друг друга. Такое общение он считает недоступным для слепог- лухого. Он говорит, что "для слепоглухих все общение сводит- ся к диалоговому контакту, то есть к общению один на один. Это меняет основную природу человеческого взаимодействия". Беда в том, что под монолог все спят одинаково - зря- чеслышащие так же, как и слепоглухие. В основе общения, сколько бы человек ни принимало в нем участия, всегда диа- лог, то есть активный обмен информацией, мыслями, чувствами. Диалог может быть скрытым, - при чтении работы Р. Макдональ- да, при прослушивании лекции, - но реакция слушателя, зрите- ля, читателя есть всегда, иначе все труды оратора или автора текста - прахом. Поэтому, если уж обобщать, я бы сказал, что общение слепоглухих, их "диалоговый контакт", обнаруживает, как ничто другое, диалогическую "природу человеческого взаи- модействия", а вовсе не меняет эту природу. Если люди вообще между собой общаются, то это диалог и ничто другое. Ну, если быть особо педантичным и помнить, что по буквальному смыслу "диалог" - это беседа между двумя, то, когда собеседников больше, к их общению можно применить термин "полилог". При зрительном и слуховом контакте диалог (полилог) не столь очевиден, как при контакте осязательном. Но если нет диалога (полилога), нет обмена, - тогда нет и общения. Мне нравится забавляться такой несложной игрой. Кладу руки на плечи двух слышащих моих друзей, увлеченных разговором между собой и не обращающих на меня внимания. Пальцами касаюсь горла каждого. Чье горло вибрирует, тот, значит, и говорит. Много раз наблюдая таким образом за очередностью речей, я обнаружил, что никакой строгой очередности у слышащих нет. Говорить строго по очереди - это как раз наша, слепоглухих, привилегия. Дактильно, пальцами, одновременно оба собеседни- ка не погалдят... А слышащие галдят оба сразу сплошь и ря- дом, пока решат, чья же очередь говорить, а чья слушать. Они постоянно перебивают друг друга. Когда один говорит, а вто- рой норовит прорваться со своей ответной речью, какое-то, пусть самое небольшое, время они обязательно повибрируют од- новременно. Галдеж - почти неизбежная промежуточная стадия между речью одного и ответной речью другого. Они не мирно передают друг другу "очередь" говорить и слушать, а борются за возможность говорить свое, отстаивать свое, настаивать на своем, - точь-в-точь как депутаты в российском парламенте, уже утомившие своих избирателей транслируемыми по телевизору склоками, вполне достойными по своему уровню перебранки до- мохозяек на коммунальной кухне. Иногда начинается "встречный бой": оба собеседника (не депутата, а которых я "подслуши- ваю" через вибрацию их горлышек) упорно пытаются "завладеть трибуной", перебивают друг друга на полуслове несколько раз подряд, так что одновременная вибрация горл длится довольно долго. Жалко, у меня нет третьей и четвертой руки, а то бы я понаблюдал таким же способом за беседой трех или четырех слышащих. Наверное, картинка получилась бы еще смешнее, еще дальше от той чинной "очередности", которую Р. Макдональд считает почему-то характерной для "группового общения" слы- шащих. Но достаточно включить слуховой аппарат, чтобы убе- диться, что, когда соберется несколько слышащих, очень часто в их общении в смысле чинной очередности полный кавардак, беспорядок, базар, галдеж. Мне трудно определить на слух так же четко, как и по вибрации горла, кто говорит, тот же чело- век или другой. Но уж когда говорит один, а когда взрывается сразу несколько голосов, этого я не перепутаю. И вот эти взрывы нескольких голосов происходят постоянно. Есть русская пословица: "Где тонко, там и рвется". И еще: "У кого чего болит, тот про то и говорит". Я люблю слу- шать детский базар. Слуховой аппарат, правда, приходится держать на самой минимальной громкости: ор стоит - прямо го- ловокружительный. Например, в столовой пионерского лагеря... Да и вообще в пионерском лагере тихо бывает разве что ночью, или когда вся дружина уйдет куда-то. А так - орут: иногда хором зовут кого-то (человек тридцать сразу, целый отряд, выкликают одно имя), а чаще болтают между собой одновремен- но, кто во что горазд, стараясь перекричать всю толкучку в полтораста человек. Десятки диалогов - одновременно. Полилог полилогов. Вот как обычно выглядит "Групповое общение" у слышащих. Они перебивают друг друга, мешают друг другу, вы- нуждены перекрикивать друг друга, - потому-то, думается, и агитируют так рьяно за строжайшую чинную очередность, уста- навливают сами для себя (сами же нарушая) правила типа "за- кона песни" в пионерском лагере (если кто-то поет, нельзя в это время разговаривать, мешать пению своей болтовней). Не от хорошей жизни придумали слышащие одну из основных норм морали: "Перебивать невежливо, неприлично". Тут у них тонко и часто рвется, тут у них больное место, вот они и борются со всей страстью своих могучих голосовых связок за чинную академическую пристойность да очередность. И все равно соб- людать эту пристойность им удается только в конференц-залах, и то не всегда. А в повседневном общении между собой у них постоянно прорываются отголоски могучей, неуправляемой сти- хии детского базара, одновременности множества диалогов. Общение в принципе не может быть односторонним. Нет ни- чего неприятнее говорения в пустоту, и в ситуации слепоглу- хоты это особенно больно и явно. И напрасно иные (очень мно- гие в моей практике) зрячеслышащие рассчитывают, что их нев- нимание останется незамеченным. Рассеянность легко обнаружи- вается по отсутствию реакции или по реакции невпопад. В та- ких случаях я лично сразу замолкаю. И спохватившемуся собе- седнику нелегко бывает загладить неловкость, уговорить меня повторить сказанное. Обижают меня такие ситуации буквально до слез, и больше всего мне тогда хочется убежать, спрятать- ся, перегоревать одному. С такой, возможно, истерической ре- акцией мне самому нелегко справляться. Откровенное невнима- ние, основанное на недооценке моих возможностей контроля, настолько оскорбительно, что мне в таких случаях очень часто хочется немедленно умереть. И тогда пишутся стихи, пронизан- ные мечтой о самоубийстве: Уронить себя с моста, Да на рельсы - неспроста. Потерять себя в лесу, Чтобы некуда - слезу, Чтобы не к кому - ходить У могилы погрустить. Сгинуть, чтобы у людей Стерлась память побыстрей: Не рождался я на свет, Не было меня - как нет... Чем больше живу, тем меньше стесняюсь таких "недозво- ленных" настроений. О них надо знать всем. О них надо писать с предельной откровенностью, как и обо всем, что есть, су- ществует, - нравится вам это или нет. Жизнь надо знать та- кою, какова она есть. А "недозволенные" (ханжами или страу- сами, предпочитающими прятать голову под крыло) настроения - часть жизни. Если у человека возникает "недозволенное" жела- ние умереть, надо разобраться, какое "недозволенное", недо- пустимое обращение с ним вызвало это желание. А может, он и сам недопустимый дурак... Такое тоже бывает, и даже, пожа- луй, всего чаще. * * * Третий пункт - почти полная "зависимость от переводчи- ков". В некоторых странах, в том числе в Швеции и Канаде, существует платная служба переводчиков. Слов нет, квалифици- рованный перевод профессионального переводчика, живущего на оплату своих переводческих услуг, необходим очень многим и часто. Но такая необходимость, как замечает Р. Макдональд, "приводит к изоляции, большим расходам, неполному общению и во многих случаях враждебно зависимой связи с переводчиком". Р. Макдональд бесстрастно отмечает факт. А я, почти всегда имевший добровольных, а не платных переводчиков, из числа своих друзей, а не из какой-то специальной фирмы, бук- вально проклинаю фатальную необходимость перевода: Все в мире - немо, глухо, слепо. Ждать перевода - твой удел.. И - головой об стенку склепа: Для смерти ты ведь не созрел. Или вот концовка другого моего стихотворения: Застыл ты в раздумье: да стоит ли жить, Слова перевода скупого ловить? Когда ж переводчик молчит "милосердно", О смерти мечтать, как о счастье заветном. Но и это - предельное обострение той проблемы, которая встает перед всяким иностранцем, не знающим языка данной страны. Всякая зависимость от всякого посредника - неприятна и нежелательна. Поэтому у себя дома, в России, я где только можно отказываюсь от самого добровольного и добросовестного посредничества. С маленькими детьми хоть мячиком перебро- сишься - все лучше, чем постоянно спрашивать, что говорит и делает ребенок. С детьми постарше - сразишься в шахматы, в шашки, и очень постараешься - ПРОИГРАТЬ. Если это - российс- кие школьники, они, как и знающие русский язык взрослые, мо- гут выписывать по моей ладони заглавные зрячие буквы. Гро- моздко, но лучше, чем любое посредничество. Как хорошо ска- зал один мой друг: "Общаться через перевод - все равно, что нюхать цветы в противогазе". Можно, если захотят, обучить и дактильному (пальцевому) алфавиту. А за границей, особенно в Стокгольме, где почти все слепоглухие знали английский язык, я понял, что надо во что бы то ни стало овладеть этим языком хотя бы в той форме, в какой им пользуются слепоглухие. Но как можно меньше - посредничества, где только можно - без перевода! По-моему, выход не в том, чтобы создавать особую "куль- туру слепоглухих", а в том, наоборот, чтобы совершенствовать личную общечеловеческую культуру, расширяя, в частности, личный арсенал средств общения. Иногда - буквально во что бы то ни стало, чего бы ни стоило. Полная же, фатальная зависи- мость от перевода - удел не всех, а только ленивых духом. Остается лишь повторить призыв русского поэта Н. Заболоцко- го: "Не позволяй душе лениться!" Это, пожалуй, формула уни- версального выхода из любых затруднений. Совсем без перевода слепоглухому, конечно, никак не обойтись, но значительно ограничить сферу зависимости от пе- ревода - можно. Только надо работать! * * * Четвертый пункт - "Затруднения в социальном общении". Р. Макдональд имеет в виду проблемы этикета, возникающие у слепоглухих между собой и особенно со зрячеслышащими. Можно ли оставлять слепоглухого одного в какой-то компании, когда помощник сам увлекается разговором или игрой, а слепоглухому обещает все рассказать "потом", если вообще считает нужным что-то обещать?.. Нужно ли в гостях ждать, пока за стол ся- дут хозяева, или можно начинать есть, как только подадут еду?.. Р. Макдональд считает второе вполне допустимым. Еще он не советует заговаривать зубы слепоглухому за едой, - ру- ки ведь заняты, а слушать вас он может только руками. Р. Макдональд советует: если слепоглухой чем-то занят, - например, читает, - надо коснуться "...его руки или плеча, и ждать, пока тот не дойдет до соответствующего места в кни- ге, прежде чем снимать руки с брайлевской страницы. Начиная разговор со слепоглухими, приличие требует, чтобы вы предс- тавились..." (Я обеими руками за эту рекомендацию Р. Макдо- нальда! Не выношу идиотской игры в узнавания!) "Нельзя без разрешения хозяина" (когда вы в гостях у слепоглухого) "хва- тать вещи и входить в спальню, открывать и закрывать двери в шкафах. ...Переставлять вещи в доме слепоглухого не следует..." Несоблюдение всех этих "правил этикета" может достав- лять слепоглухому массу неприятностей, раздражать его так, что он прямо-таки лезет на стену. Я от всей души только что обругал игру в узнавания "идиотской". В основе ее лежит эле- ментарная бестактность, а так же дремучее невежество в об- ласти ориентировки без слуха и зрения. Среди зрячеслышащих гуляет такой предрассудок: зрячий узнаЕт человека "в лицо", слепой - "по голосу", а слепоглухой - "по рукам". Сами сле- поглухие подкрепляли этот предрассудок, то ли искренне не осознавая, как они на самом деле ориентируются, то ли поте- шаясь в душе над доверчивостью своих зрячеслышащих слушате- лей. А возможно и простое недоразумение: слепоглухой узнаЕт, может узнать по характерным движениям рук. Это, конечно, можно назвать узнаванием "по рукам". Между тем зрячеслышащие обычно имеют в виду, что узнавать по рукам - значит запом- нить особенности формы и кожи рук. В итоге меня часто лишали всякой возможности разобраться, кто передо мной, суя мне аб- солютно неподвижную руку. Надо бы усвоить зрячеслышащим раз и навсегда: во-первых, по неподвижной руке узнать человека невозможно, за редчайшими исключениями; во-вторых, и по дви- жущейся руке это сделать очень не просто; а в-третьих, долж- но быть само собой понятно, что требование "узнать" может причинять слепоглухому жестокую боль, напоминая ему о его слепоте и глухоте. Дело в том, что, чем выше уровень разви- тия слепоглухого, тем тяжелее переживает он свою слепоглухо- ту. Смириться с ней невозможно. Можно только решиться жить, несмотря на нее, вопреки ей. Поэтому окружающие слепоглухого люди всегда обязаны учитывать его слепоглухоту в своем пове- дении, обязаны сами помнить о ней, чтобы как-нибудь лишний раз не напомнить ему. Это - требование элементарной человеч- ности. Требование это должно бы разуметься само собой, а между тем нарушается сплошь да рядом. И не только в случае с узна- ванием. Абсолютно все правила приличия, перечисляемые Р. Макдональдом, вызваны к жизни систематической бестактностью. Нельзя хватать вещи и входить в спальню, открывать и закры- вать двери в шкафах. Об этом приходится говорить потому, что очень часто хватают, входят, открывают и закрывают. Еще очень частая небрежность - оставлять открытой дверь в туалет или закрытой - на кухню, так что я, привыкший, что первая всегда закрыта, а вторая открыта, рискую врезаться и в ту, и в другую. Мне постоянно приходится напоминать об этом "пус- тяке", иногда не на шутку сердиться, но что-то мало толку... Не следует переставлять вещи в доме слепоглухого, - говорит Р. Макдональд. Все вроде бы знают об этом. Еще Д. Дидро об- ращал на это внимание в своем "Письме о слепых в назидание зрячим". Но вновь и вновь приходится повторять это устно и письменно, потому что вновь и вновь слепые и слепоглухие вы- нуждены искать свои вещи, переставленные без их ведома. А знали бы вы, как это огорчает, обижает, раздражает, наконец просто бесит! Я серьезно подозреваю, что одна из причин моей повышенной, уже явно болезненной, невротической, раздражи- тельности - именно здесь. Я смертельно устал искать на кухне тряпку для вытирания столов и мытья посуды, куда-то исчезаю- щую каждый раз, как обо мне позаботятся и вытрут стол за ме- ня. То же самое происходит с тряпкой для мытья полов, и даже ведро для этого куда-то ухитряются засунуть. В итоге после того, как один раз кто-то обо мне подобным образом позабо- тится, я не могу в следующий раз, будучи один, позаботиться о себе сам. Беспечные мои помощники просто забывают, откуда они взяли вещь. Тогда надо бы спросить, куда ее положить. Нет, сами найдут ей место и уходят, а я потом ищу, потея от раздражения и обиды. И сердце мое грохочет в таких случаях где-то в горле. И вспыхнувшая тоска не проходит сутками. Так недолго и заболеть... Да не заболел ли уже - при такой-то обостренной реакции на "мелкие" неурядицы в быту? И все-таки по большому счету дело тут вовсе не в соблю- дении либо нарушении особых "правил этикета", а в вольном или невольном унижении человеческого достоинства. Я убежден, что проблема только здесь, и проблема глобальная, общечело- веческая, до отчаяния, до суицида обостряемая слепоглухотой. Об этой проблеме, только применительно к инвалидам вообще, хорошо говорит австралиец Арнольд Стиленс: "Разница между мной и инвалидом, очевидно, в том, что я не инвалид, но насколько важна эта разница? Сначала рассмот- рим, в чем мы похожи. Способности у нас одинаковы. У нас одинаковы инстинкты и желания" (не спрашивайте у меня, что конкретно имеет в виду автор под способностями, инстинктами и желаниями, - знать не знаю и ведать не ведаю). "Мы равно хотим человеческого отношения к себе; уважения нашего чело- веческого достоинства; жить в обществе и пользоваться его благами; жить самостоятельно, иметь право выбора работы, да- же право не справиться с этой работой" (Ого! Не потому ли мы разучились работать, что сталинский режим лишил нас этого права?), "и иметь возможность начать все сначала, конкурируя с другими на равных. Большинство из нас, независимо от того, инвалиды мы или нет, с ужасом думает о госпитализации или благотворительности. Разница же состоит в том, что большинство людей с физи- ческими или умственными недостатками имеет мало перспектив на реализацию этих желаний и интересов". (Из стокгольмских материалов "Мирсовские чтения".) Вот эта малая перспективность жизни прежде всего и уг- нетает инвалидов, воспринимается ими как величайшая неспра- ведливость, как попрание их законных человеческих прав, - короче, как унижение человеческого достоинства. И хотя никто персонально в этой несправедливости не виноват, Р. Макдо- нальд абсолютно прав, говоря о необходимости соблюдения оп- ределенного "этикета", - о необходимости хотя бы элементар- ного такта, учитывающего инвалидность. Нельзя допускать бес- церемонность и тем более хамство на том основании, что у здоровых и инвалидов одинаковые человеческие права. Инвали- дам осуществлять свои права существенно труднее, и не торго- ваться с ними надо по поводу "равноправия", а помогать им, осуществляя равные права совместно. О трудностях инвалида здоровый человек обязан знать и помнить, а зная и помня - обязан думать над своим поведением, чтобы даже случайно эти трудности не усугубить, не причинить лишней боли, - короче, чтобы не унизить человека. Очень страдала от описанной бестактности Ольга Ивановна Скороходова. В своей книге она рассказывает о подруге, пос- тоянно в квартире слепоглухой женщины "наводившей свой поря- док". Любую мелочь приходилось подолгу и безрезультатно ис- кать. Ольга Ивановна, человек исключительно скромный и дели- катный, терпеть не могла хотя бы намеков на какие-то "скид- ки", учитывающие слепоглухоту. Но тут не выдержала: попроси- ла подружку все же помнить, что она не видит и не может пос- ле набегов этой подружки восстанавливать свой порядок. Реак- ция была просто хамской, которую Ольга Ивановна мягко назва- ла "легкомысленной": а ты, дескать, привыкай к моим привыч- кам, к моему порядку. Резонно спросить, с какой это стати глубокий инвалид должен приспосабливаться к капризам вполне здоровой идиотки? Не логичнее ли наоборот? Само собой разумеется, что инвалид не вправе спекулиро- вать на собственной беспомощности, превращая здорового чело- века в некий обслуживающий автомат. Уважение равных прав, такт, человечность могут и должны быть только взаимными. Ин- валид обязан в свою очередь знать и помнить, что необходи- мость "возиться" с ним, совместно осуществляя равные права, тоже создает здоровому дополнительные трудности, которые не каждый захочет преодолевать даже за деньги, не то что добро- вольно. Инвалид не меньше, а, пожалуй, даже больше здорового обязан думать над своим поведением, ни в коем случае не поз- воляя себе инвалидного хамства и барства. Предположим, слепоглухой живет один, и вынужден обра- щаться за помощью к соседям, живущим в квартирах рядом. Прежде всего, он не вправе ничего требовать, а может лишь вежливо просить: "Не могли бы вы?.." Если соседи за столом, и его к столу не приглашают, - надо немедленно выйти в дру- гую комнату и там спокойно дождаться, пока освободятся хозя- ева. Недопустимо досаждать пустопорожними разговорами, отры- вая людей от своих дел просто потому, что тебе приспичило пообщаться "просто так". Желание общения "просто так" - не- сомненно законное, но обязательно надо спросить, насколько человек свободен, может ли, хочет ли он отдохнуть вместе с тобой. Вообще, "культура вместежительства" обязательно предпо- лагает культуру, то есть умение и потребность, - уединяться; предпобагает готовность в любой момент самому себя занять, ни к кому не приставая. Поскольку инвалид не всегда может уединяться физически, он тем более должен уметь делать это внутренне, хотя бы думать о своем, отключиться на себя. (Я, например, отключаюсь на чтение, слушание музыки через слухо- вой аппарат, ведение рабочих записей, а иногда и сочинение стихов. С собой у меня всегда "переносной набор занятий", - например, книга, шахматы, письменные принадлежности, плейер с кассетой, - словом, набор, позволяющий мне не скучать, когда окружающим не до меня. Вот почему я никогда не расста- юсь с сумкой или маленьким рюкзаком.) На культурное уединение способен далеко не каждый инва- лид, как, впрочем, и не каждый здоровый. Но это объясняется, конечно же, уровнем общей культуры тех и других, степенью, я бы сказал, "пропитанности", проникнутости духовной культурой всего человечества, а не какой-то ничтожной его части (сле- поглухих, паралитиков и т.п.). Опять-таки выходит, что нужна не особая инвалидная "культура", а конкретизация общечелове- ческих принципов и ценностей применительно к ситуациям инва- лидности и взаимоотношений инвалидов со здоровыми. Подлинная духовность на все человечество одна, и только поэтому - своя у каждого нормально развитого человека, уж там инвалида или нет. * * * Пункт пятый - игры. Здесь Р. Макдональд констатирует, что слепоглухим недоступны зрелищные виды игр и спорта, а доступны либо сидячие (настольные, карточные), либо совмест- ные (езда на тандеме). Могут слепоглухие интересоваться и недоступными видами спорта, - например, футболом, - но это абстрактный, отвлеченный интерес. Констатация факта - это одновременно постановка пробле- мы. Проблема же, по-моему, заключается в том, как расширить ассортимент игр, доступных слепоглухим. Особенно это важно для детей. В течение ряда лет в России делаются попытки наладить общение слепоглухих ребятишек со здоровыми. С этой целью де- тей из Сергиев-Посадского Реабилитационного Центра слепоглу- хих стали вывозить сначала в обычные пионерские лагеря, а позже - в лагеря общения Детского Ордена Милосердия. Первая такая поездка была в августе 1988 года. Я - один из инициа- торов этой работы, и к большой своей радости я убедился, что начать эту работу было в нашей власти, а вот приостановить, не то что прекратить - мы не имеем права. Ребята рвались в лагерь. Их остро интересовала летняя перспектива, и они бук- вально не давали мне проходу вопросами, когда - в лагерь, куда - в лагерь. Дело это уже вошло в повседневность. От чисто организационных проблем, с этими поездками связанных, я давно устранился. Их сподручнее решать зрячеслышащим офи- циальным лицам. А я просто по мере возможности езжу в лаге- ря, и там общаюсь с ребятами, независимо от того, кто из них какой инвалид или, слава богу, относительно здоров. Развер- нулось довольно широкое всероссийское движение детского ми- лосердия, ставшее одной из программ Центрального Совета Сою- за Пионерских Организаций - Федерации Детских Организаций; в Центральном Совете эту работу курирует замечательный энтузи- аст - Галина Владимировна Никанорова. Организуются лагеря общения, инструктивные сборы, конференции по обмену опытом - на местном и федеральном уровнях. Все это позволяет очень быстро накопить большой опыт, разработать принципы совмест- ной (официально ее чаще называют "социальной") педагогики, - принципы, несоблюдение которых превратило бы в преступную авантюру любую попытку объединить здоровых и больных ребяти- шек. В течение учебного года к слепоглухим ребятам уже давно ездят московские школьники и студенты, причем это все более и более юный народ. В разное время это были комсомольцы (студенты, молодые рабочие) из Строительно-Педагогического Объединения "Радуга" (руководитель - Андрей Андреевич Са- вельев; эта !организация существует и сейчас, спектр ее дея- тельности широчайший, но слепоглухонемых детишек там не за- бывают и все, что можно, для них делают; для члена "Радуги", большого моего друга Ирины Владимировны Саломатиной, работа с этими ребятами стала профессией); Школьники и студенты из Ростовского коммунарского отряда "ЭТО' ('Эстетика, Творчест- во, Общение); Московские школьники из отряда "Лосинка", яв- лявшегося частью "Радуги"; московский же разновозрастный от- ряд "Контакт"; Сейчас наиболее регулярно в Сергиев Посад ез- дят ребята из объединения "Эхо", участвующего в движении "Детский Орден Милосердия" (руководитель "Эха" - Дмитрий Бреславский). Так вот, самая большая наша проблема - содержание обще- ния между слепоглухими и зрячеслышащими ребятами. И тут не- возможно переоценить роль игрового контакта. Игра - ведущая форма деятельности, в которой происходит личностное развитие ребят. Но у слепоглухих детей игровая деятельность либо во- обще отсутствует, либо находится в зачаточном состоянии, что сказывается на общем развитии самым катастрофическим обра- зом. Во что же, однако, с ними играть? Надо смелее переделывать, приспосабливать существующие "зрячеслышащие" игры. В первую очередь нужны индивидуальные (для небольшого количества участников, особенно для двух) ролевые игры. Нужны подвижные игры с правилами, тоже рассчи- танные на небольшое количество участников. Нужно как можно больше всевозможных головоломок и конструкторов. Я мечтаю о том, чтобы одним из основных направлений психолого-педагоги- ческой работы были именно совместные игры слепоглухих и зря- чеслышащих детей. Тогда у нас было бы больше зрячеслышащих ребят среднего, а еще лучше младшего школьного возраста. Я не уверен, что игровая деятельность - ведущая только у дош- кольников, как в советской научной психологии считалось дол- гое время. Многие наши затруднения со школьниками, особенно в области формирования мотивационной сферы личности, возмож- но, связаны как раз с недооценкой роли игры, с преждевремен- ным свертыванием игровой деятельности. В лагере ведь ребята, в сущности, только и делают, что играют. Это не те игры, ко- нечно, которые у дошкольников, но это игры, и ребята отно- сятся к ним со страстью, очень серьезно, как к серьезному делу, а не развлечению. И - убежден - правы в таком своем отношении к игре. В этом их поддерживают лучшие мыслители человечества, такие, как Фридрих Шиллер и Карл Маркс. Маркс в "Капитале" мечтает о том, чтобы люди могли нас- лаждаться трудом как игрой физических и интеллектуальных сил. На эту мысль Маркса стоит обратить самое пристальное внимание, обсуждая вопрос об отношении труда и игры. Труд и игра могут слиться в одно, могут совершенно совпасть, и ре- зультат этого совпадения К. Маркс и Ф. Энгельс еще в "Немец- кой идеологии" назвали "самодеятельностью", в отличие от вы- нужденного труда и от игры как развлечения. Для Шиллера творчество - не что иное, как высшие формы игры. Игра, по сути дела, в высших своих формах совпадает с трудом как первой потребностью гармонично развитого челове- ка. Да и каким образом труд может стать первой потребностью, если он противопоставляется игре как нечто вынужденное или вообще принудительное? Потребностью может быть только то, чего хочется. Чтобы труд стал потребностью, он должен быть игрой всех физических и интеллектуальных сил. Так я понял К. Маркса, когда специально изучал его взгляды по этому вопро- су. Сейчас пишу об этом очень бегло, но у меня есть руко- пись, где все подкреплено цитатно, в сопоставлении, как это ни странно может показаться, с соответствующей работой Ф. Шиллера. Убежден, что возможны и жизненны массовые игры слепог- лухих и здоровых детей. Только они не должны носить зрелищ- ного характера. Участниками должны быть все поголовно. К разработке таких игр надо привлекать детские культурные уч- реждения - театры юного зрителя, цирки, центры детского и юношеского творчества, детские секции клубов, домов и двор- цов культуры. Разумеется, при условии, что в этих учреждени- ях будут живые, то есть умные и добрые взрослые, а не чинов- ники. Пока это все только идея, общий замысел, до реализации которого путь не близкий, но уже есть с кем по этому пути двигаться. Это мои друзья, дети и взрослые, так или иначе причастные к совместной педагогике, то есть к целенаправлен- ной организации содержательного и доброго общения здоровых и больных детей. Если удастся по-настоящему наладить игровую деятель- ность детей-инвалидов, особенно слепоглухих, почти начисто игры лишенных, то это приведет к резкому росту творческого потенциала и взрослых инвалидов. Игра ведь, особенно ролевая - это предтворчество. И я согласен с Ф. Шиллером, что твор- чество - результат развития игры, в сущности - ее высшая форма. * * * Пункт шестой - "Классовые барьеры". Будучи марксистом, я привык говорить о классах во все- мирно-историческом масштабе. Мне понятно и привычно словосо- четание: "Классовое расслоение общества". Но какое такое классовое расслоение возможно среди инвалидов? Что между слепоглухими за "классовые барьеры"? Никакого, во всяком случае прямого, политического со- держания в термин "классы" Р. Макдональд не вкладывает. Для него классы - результат классификации, то есть сортировки, группировки любого материала по любым признакам, - классифи- кации принципиально такой же, как, скажем, в гербарии или коллекции минералов. Он пишет, что "классы образуются в силу таких переменных, как экономические условия, образование, религия, общественный или должностной статус". Получается, что какая-нибудь религиозная секта - класс, и чиновники од- ного ведомства и одного ранга - тоже класс. То есть класс - это любая более или менее постоянная группа людей, чем бы то ни было, хоть одинаковой инвалидностью, друг на друга похо- жих. Получается смешная матрешка классификаций: класс людей подразделяется, например, на классы здоровых и инвалидов; класс инвалидов - на классы слепых, глухих, слепоглухих и так далее до тех пор, пока отдельным "классом" не оказывает- ся каждый отдельный человек. Какие же классы выделяет Р. Макдональд в "классе слепоглухих"? "В малой культуре слепоглухих, - пишет он, - отдельные группировки образуются по таким факторам, как степень владе- ния английским" (я бы уточнил - любым словесным) "языком, свободное владение национальной кинетической речью и другими способами общения. И поскольку численность населения в этой культуре невелика, классовые различия в ней менее значитель- ны, чем в других культурах". Сейчас безразлично, классы это или не классы с других теоретических позиций, в другой, например марксистской, тер- минологической традиции. Сейчас важно, что в непривычных, странных, может быть, даже смешных для марксиста терминах, речь идет о вещах очень серьезных, о различиях весьма су- щественных. Английский язык - язык международного общения, в том числе слепоглухих. Материалы всех международных конференций слепоглухих - именно на английском языке; международные из- дания по проблемам слепоглухих - тоже. Знание английского языка равнозначно поэтому возможности общественной деятель- ности на международном уровне. Свободно владеющие английским языком слепоглухие составляют, пожалуй, самую элитную груп- пу, с самыми широкими возможностями для общего личностного развития и для общественной деятельности. У нас до последне- го времени считалось, что слепоглухому владеть иностранным языком - ненужная роскошь, дай бог и русским-то как следует овладеть. А на западе одна из распространенных профессий у высокоразвитых слепоглухих - как раз профессия переводчика. В Стокгольме один слепоглухой полиглот рассказывал, что каж- дое утро он учит по сто слов, вечером их повторяет, а через небольшое время уже может на этом языке читать. В мире су- ществует группа хорошо знающих друг друга слепоглухих об- щественных деятелей международного класса. У нас таких еще не было. В Мадриде, а еще больше в Стокгольме и США я горько пожалел, что в студенческую пору элементарно поленился овла- деть английским языком. В каждой стране среди слепоглухих, также как и глухих, интеллектуальную элиту составляют те, кто владеет националь- ным словесным языком (русским, японским, немецким и так да- лее) совершенно свободно, как в устной, так и в письменной форме (по Брайлю, "по-зрячему" и дактильно). Более многочис- ленная группа, представители которой преобладают во всех странах среди слепоглухих и глухих - это владеющие, во вся- ком случае свободно, только языком жестов. (В США различают два языка - жестовый и знаковый. Как я понял, жесты, по мне- нию американцев - это скорее не язык, а просто набор сиг- нальных движений, имитирующих форму или способ употребления предметов. Знаковый язык - это сложная, весьма разработанная система движений, ничуть не похожих, как и слова, на то, что они обозначают. Словарь жестового языка русских глухих зани- мает четыре тома. Это и есть то, что в Америке называют зна- ковым языком или кинетической речью, то есть языком движе- ний.) Наконец, в каждой стране есть и совсем обездоленные глухие и слепоглухие, в силу глубокой задержки общего разви- тия и тяжелой умственной отсталости не овладевшие никакими средствами общения, кроме самых примитивных жестов, а иногда и абсолютно никакими. Но расслоение на эти группы лишь на самый поверхностный взгляд можно объяснить тем, какими средствами общения сво- бодно владеют их представители. На самом деле причина расс- лоения глубже - в большей или меньшей степени владения обще- человеческой культурой. "Элитой" оказываются люди, полностью преодолевшие самое страшное следствие слепоглухоты - изоля- цию от общечеловеческой культуры; люди, ставшие полноценными ее носителями и представителями, а значит полноправными лич- ностями. Они такие же люди, как и все остальные нормальные представители рода человеческого, - только живут в более трудных условиях. Все их особенности объясняются этой зат- рудненностью жизни среди нормальных людей. Да и сами эти особенности возникли не в процессе образования какой-то осо- бой "малой культуры", а, как раз наоборот, благодаря стрем- лению возможно полнее слиться, объединиться со всеми другими представителями общечеловеческой культуры. У "жестовиков", то есть владеющих свободно только кинетической речью, дейс- твительно существует, кажется, некая особая "культура" - крайне примитивная. Примерно как у сохранившихся первобытных племен на крайнем севере или в тропиках. "Словесников" же, свободно владеющих национальным и, тем более, международным словесным языком, специальные алфавиты не отделяют, а объ- единяют со всеми членами общества. Для полноценного индиви- дуального, один на один, контакта у "словесников" никаких препятствий нет. В этой области ни о каких "барьерах" всерь- ез говорить не приходится. И культура у "словесников", пов- торяю, со всеми общая. Но именно эта общность культуры может поставить такие проблемы с такими барьерами, какие до сих пор, на более низ- ких уровнях развития, не могли присниться ни в каком кошма- ре. Кому и насколько верить? С кем и насколько быть искрен- ними, правдивыми? С кем сближаться без каких-либо ограниче- ний, а от кого и насколько держаться подальше? К какой груп- пе принадлежать, с какими группами соблюдать доброжелатель- ную осторожность, а какие группы лучше вообще избегать? Вырвавшись на простор широкого общения с десятками и сотнями людей, самостоятельно или под давлением отстаивающих самые неожиданные подчас интересы, каждый человек, независи- мо от состояния здоровья, уж там инвалид или нет, оказывает- ся перед тяжелейшей проблемой выбора. Это проблема выбора барьеров: какие перед кем возводить, и возводить ли вообще, поверив и доверившись безоговорочно? И можно ли безоговороч- но верить хоть одному человеку, - даже самому себе? Возможна ли независимость чувства, мысли и действия, и как ее обеспе- чить, не обрекая себя на сверхнедоверчивость, а значит - на одиночество? Если можешь, имеешь возможность выбирать - ты свобод- ная, полноценная личность, принимающая решения и действующая в согласии с внутренним ощущением правоты, а не под чьим-то нажимом. Ощущение правоты может подвести, но это - твоя ошибка, и только ты за нее в ответе, никто кроме тебя. Хотя расплачиваться за твою ошибку приходится и другим, связанным с тобой людям, которых тем больше, чем крупнее масштаб, раз- мах твоей деятельности, твоей личности. Это тяжело. Легче и спокойней передоверить решение, выбор кому-то другому. Не решать самому, а кого-то слушаться, высокомерно при этом гавкая на непослушных, обзывая их дураками. Но... Либо быть послушной марионеткой, либо - личностью. На словах согласны все, что личностью быть лучше, а на деле в сложных ситуациях предпочитают роль марионеток, ибо личностью быть не только лучше, - несравнимо труднее. Но если всем трудно быть личностью, то насколько же труднее быть личностью в условиях слепоглухоты?! При абсо- лютной, по существу, физической зависимости от окружающих надо ухитриться не просто сохранить, а создать, даже завое- вать, независимость мыслей, чувств и, самое главное, дейс- твий, - независимость реально осуществляемого образа жизни. Всем трудно противостоять нажиму противоречивых мнений окружающих. Слепоглухому противостоять нажиму еще труднее, почти невозможно. Все желают мне добра, все говорят, что они -_видят_- ситуацию и поэтому их надо слушаться - фактически отказывая мне, как слепоглухому, не могущему в принципе -_видеть_- ситуацию, в праве на самостоятельность. Но "ви- дят"-то мои доброжелатели одну и ту же ситуацию по-разному - буквально кто в лес, кто по дрова. Кого же мне слушаться? Предпочел бы - никого. Выслушивать всех, а слушаться - только голоса собственной совести. Но сколько же людей имен- но за стремление жить по своей совести обзывают меня - бес- совестным, предателем лучших своих друзей! И впрямь: послу- шаю одних - соглашусь; послушаю их противников - тоже согла- шусь; окончательно же присоединюсь к третьим, или вообще ни к кому. А первые-то и вторые уже отпраздновали мое с ними согласие, решив наивно, что убедили меня в своей правоте, завоевали на свою сторону. Неудивительно, что обвиняют в предательстве... Всем очень хочется меня убедить, всем ка- жется, что уже убедили, а на самом деле я еще "перевариваю информацию". "Переварив" - решаю. Довольно часто, узнав что-то новое или переосмыслив старое, меняю свои решения. Ах я бессовестный! Ах я всеобщий предатель!.. А мне бы - только бы себя, свою совесть не предать. Если бы все вокруг меня довольствовались ролью референ- тов, не навязывали бы своих мнений, не торопили бы с решени- ем, с кем же, на чьей же я стороне в конце-то концов!.. А, собственно, с каких это пор и почему людям так важ- но, что именно я решу, с кем буду, а с кем и в чем не буду сотрудничать? Не потому ли, что мне в какой-то мере удается таки невозможное - быть личностью в условиях слепоглухоты?.. Во всяком случае, нет у меня более постоянной, острой, трудноразрешимой проблемы, чем проблема барьеров, - не "классовых", правда, а просто межличностных. Проблема выбора друзей и сотрудников. Проблема выбора своей группы, а зна- чит, более или менее полного отмежевания от других групп (это неизбежно: не могут все, далеко не всегда мирно сосу- ществующие, группы быть одинаково "своими"). Проблема ориен- тировки в отношениях между людьми, между их сплошь и рядом либо неясными (нередко самим носителям), либо противополож- ными интересами. Это - общечеловеческая проблема, для слепоглухого осо- бенно важная. Ее решение может привести к разработке особых, особо эффективных способов ориентировки при вечном дефиците информации. Способов, за которые, пожалуй, сказали бы нам "спасибо" и зрячеслышащие. Ибо специфика возможна только на общечеловеческой основе. * * * Пункт седьмой - "Сокращенный запас знаний". "Так как слепоглухота является серьезным препятствием на пути к обра- зованию и общению, - пишет Р. Макдональд, - большинство лю- дей данной категории не могут получить огромный объем общей информации, который легко доступен другим. В результате их беседы концентрируются вокруг новостей в жизни друг друга, социального взаимодействия, а так же вокруг таких извечных тем, как пища, погода, хождение по магазинам, специальные средства и аппараты, используемые слепоглухими". Что верно, то верно. Точно так же дело обстоит и в Рос- сии, и, очевидно, во всем мире. Но должен сказать, что приб- лизительно на таком же уровне общается огромное большинство зрячеслышащих. С "огромным объемом общей информации" им явно нечего делать; при всей доступности этого объема он им явно не нужен, а, может быть, и в том дело, что овладеть этим объемом все-таки стоит немалого труда; во всяком случае, об- щая культура огромного большинства зрячеслышащих остается на довольно-таки низком, подчас прямо-таки примитивном уровне. Рассуждения путанные, обобщения беспомощные, но тем сильнее самодовольный, наглый нахрап и демагогия, маскирующие внут- ренюю неуверенность в себе. Еще две с половиной тысячи лет назад древнегреческий философ Гераклит изрек, что "многознание уму не научает". Дело не в количестве информации, а в качестве культуры. Ина- че получается с "огромным запасом информации", как в извест- ной сказке А. Милна о Винни-Пухе. Когда случилось наводне- ние, Винни-Пух решил спасаться с помощью бочонка из-под ме- да. Некоторое время Винни-Пух и бочонок из-под меда никак не могли решить, кому из них быть сверху: то ли Винни-Пуху - над бочонком, то ли бочонку - над Винни-Пухом. Так и с общей информацией любого объема: то ли человек оказывается во власти общей информации, то ли общая информация - под властью человека. Чья возьмет... Серьезным препятствием к образованию и общению является не сама по себе слепоглухота, а тот исторически возникший непреложный факт, что и образование, и общение традиционно осуществляются с помощью нормальных зрения и слуха. Я лично с удивлением обнаружил у себя несколько лет назад вполне достаточную эрудицию, чтобы ответить на любой вопрос ребенка и многие вопросы взрослых, в том числе огромного большинства окружающих меня зрячеслышащих; вполне достаточное бесстрашие при анализе фактов и их обобщении, чтобы объяснить вразуми- тельно, хотя бы в форме правдоподобного предположения, эмо- ционально-стрессовые состояния, а так же определить степень вероятности возникновения этих состояний. Конечно, тут мне помогает личный опыт, богатый по части стрессов. Но ведь и с личным опытом может получиться, и сплошь да рядом получает- ся, как у Винни-Пуха с бочонком из-под меда: то ли мы подав- лены своим личным опытом, то ли мы сумели научиться чему-то благодаря ему, извлечь из него какие-то уроки. Все дело в том, как человек относится к своему личному опыту: боится его - и потому игнорирует; извлекает из него личную выгоду - и потому всем в нос тычет своим "горьким опытом", дабы пожа- лели и не требовали слишком многого; исследует ли свой лич- ный опыт во всеоружии всего теоретического и эстетического, а особенно нравственного, образования (имеется в виду не столько официальное образование, уровень которого удостове- ряется бумажками типа диплома, сколько вся освоенная лич- ностью духовная культура человечества). Я предпочитаю пос- ледний - исследовательский - подход к своему личному опыту, хотя случается скатиться и к первому (боязнь личного опыта, нежелание его анализировать), и даже ко второму (спекуляция на личном опыте, паразитирование с его помощью). Исследова- ние требует мужества, а оно иногда изменяет, тем более, что исследовательский подход далеко не всегда поощряется окружа- ющими - тоже ведь живыми людьми, которым ничто человеческое не чуждо (формула, с помощью которой мы обычно оправдываем свои слабости и малодушное им подчинение, а главное - нелю- бовь к правде: вдруг этот исследователь не только в себе, но и в нас раскопает что-нибудь такое-эдакое, какое-нибудь бревно в глазу, которое мы, если вообще замечали, считали соринкой...). Сейчас о фатальной неизбежности "сокращенного запаса знаний" можно говорить, пожалуй, с изрядной долей условнос- ти. Во всем мире накоплен огромный фонд изданной по Брайлю разнообразнейшей литературы, причем это - сливки духовной культуры человечества, художественная и теоретическая клас- сика. Всю издаваемую для зрячеслышащих муру по Брайлю ведь не переиздашь, вот поневоле и приходится отбирать, так что недостаток количества с лихвой может быть компенсирован ка- чеством. Да и недостаток количества весьма условен: накопле- но достаточно, чтобы на самое беглое ознакомление не хватило никакой жизни. Уж на что я заядлый читатель, привыкший с детства читать круглые сутки, но я серьезно сомневаюсь, что когда-нибудь прочитаю полностью даже личную библиотеку (кни- гами забита вся моя двухкомнатная квартира, и каждый год я заказывал, пока издательство "Просвещение" терпело плановую убыточность брайлевской полиграфии, десятки новых названий и почти всю брайлевскую периодику на русском языке). Словом, было бы время и, главное, желание, а запас знаний может быть весьма и весьма солидным. Произнеся слово "желание", мы действительно подошли, мне кажется, к самому главному. Если чего действительно и не хватает слепоглухим и зрячеслышащим одинаково, так это жела- ния упорно работать, учиться, овладевать знаниями. А без же- лания, без потребности в постоянном, буквально ежеминутном труде души, где же взять сколько-нибудь серьезный "запас знаний"? Обычно мы - что слепоглухие, что зрячеслышащие, - норовим обойтись тем запасом культуры, который не могли не накопить против воли: жизнь вынудила накапливать. А размер этого навязанного нам жизнью богатства, особенно у слепоглу- хих, стремится к нулю. Вот вам и "сокращенный запас зна- ний"... Зрячеслышащий нередко видит, не глядя, слышит, не слу- шая. Я это называю "включенной невключенностью". Ему остает- ся лишь выбирать из огромного потока впечатлений то, на что по разным причинам нельзя не обратить внимание, не отреаги- ровать. Причины такой разборчивости, стремления к необходи- мому минимуму - естественное нежелание перенапрячься, во-первых, и более или менее жесткая необходимость как-то включиться в кипящую вокруг тебя человеческую жизнь, более или менее настоятельно требующую твоего участия. К слепоглу- хому этот стихийный уровень требований жизни - практически нулевой, а поток "раздражителей" почти полностью перекрыт. Пока позволяют оставаться полуживотным-полурастением, сле- поглухой и остается. Таким образом, предельно обостряется проблема мотивации общего человеческого, личностного развития. Особенно духов- ного - нравственного, художественного и умственного. Необхо- димо ответить на вопрос: зачем, чего ради развиваться, ста- новиться личностью? Ответить не словами, не проникновенными "объяснениями" (на каком языке, кстати?), а специальной ор- ганизацией образа жизни, требующего развития, не позволяюще- го прозябать на уровне, близком к уровню полуживотного-полу- растения. Что при нормальных зрении и слухе может происхо- дить стихийно, то при слепоглухоте необходимо специально мо- делировать, организовывать. Я переполнен сочувствием к несчастью слепоглухих ребя- тишек, особенно к их "запасу знаний", поистине кошмарно "сокращенному". Каждому я с радостью отдал бы весь немалый свой. Но первое, с чем я столкнулся, начиная работу в За- горске - это проблема: как сделать, чтобы ребятишки были в состоянии взять, принять у меня мой бескорыстный дар - всю мою духовную культуру, всю мою увлеченность художественной литературой, музыкой и философией? Как сформировать у них те культурные потребности, без удовлетворения которых я не мыс- лю собственной жизни? Насколько знаю, эта проблема проблем еще не решена. Че- ловечество в лице огромной армии философов, психологов, пе- дагогов, поэтов, музыкантов, художников, просто родителей любой профессии - бьется над решением этой проблемы. Что ка- сается слепоглухих, то как будто намечается общее решение проблемы в усилиях инициаторов совместной педагогики. Суть дела очень проста. Мы не хотим, чтобы наши дети шли в дома инвалидов и прочие специальные инвалидные заведения. Мы хотим, чтобы они смогли жить среди нормально видящих и слышащих людей, смогли бы самостоятельно организовать себе необходимую помощь и са- ми в чем-то помочь, как это всегда происходит в нормальном человеческом общежитии (под "общежитием" имеется в виду не своего рода гостиница для лиц, не имеющих жилья, а сфера че- ловеческих отношений вообще, умение людей жить с людьми). Именно к этому надо готовить с как можно более раннего воз- раста. Стратегия подготовки - совместная педагогика, то есть целенаправленная организация содержательного и доброго обще- ния между слепоглухими и зрячеслышащими детьми. Содержательное - это значит: совместные игры, совмест- ный труд, совместные походы с кострами и ночевками в палат- ках, совместное творчество (конструирование, ролевые игры, инсценировки, рукописные издания), ну и так далее - чем раз- нообразнее, тем лучше. А доброе - значит терпеливое, на вза- имопомощи основанное. Поводов же помочь друг другу - сколько угодно, если есть содержание, есть "о чем общаться". Хочешь не хочешь, а в таком общении потянешься к людям. Хочешь не хочешь, а научишься словесному языку. Хочешь не хочешь, а станешь не инвалидом среди других инвалидов, но человеком среди других людей. Надо лишить слепоглухих, да и всех вообще людей, права на -_личностную_- инвалидность, оправдываемую инвалидностью физической. Полноценными людьми с полноценным, в творчестве возникающим и на творчество нацеленным, запасом знаний, обя- заны стать все. Быть полноценным человеком - не право, а обязанность. Если не можешь - поможем. Не умеешь - научим. А не хочешь - заставим, вынудим организацией образа жизни, - вовсе не понуканиями, не разговорами. Во всяком случае, в покое не оставим. Не имеем права. Совесть не позволяет. Ведь оставить инвалида в покое - значит бросить человека в беде. А как же культурное уединение, о котором я говорил вы- ше, на котором настаивал? Уединяясь, человек остается чело- веком, то есть представителем человечества, личностью. Куль- турное уединение - одна из вершин и целей развития. Чтобы стать способным на культурное уединение, надо раньше стать способным на культурное - содержательное и доброе - общение. Прежде чем уединиться для самообразования и творчества, надо научиться самообразованию и творчеству у других людей. Куль- турное уединение - результат культурного общения, которое и должна организовать совместная педагогика. А уж твой запас знаний - твоя забота. Ты его сам себе создашь, учась куль- турному общению, а затем, по мере необходимости, в культур- ном уединении будешь этот запас пополнять. Чтобы. пополнив, стать способным на еще более содержательное и доброе, то есть культурное, общение, чем до сих пор. * * * Пункт восьмой - "Экономика". Какова она у "слепоглухого населения"? Р. Макдональд пишет: "Так как при отсутствии слуха и зрения зарабатывать деньги очень трудно, то культура слепоглухих - это культура минимальной материальной обеспеченности. Обычно общественные мероприятия для них возможны только при финансовой и органи- зационной поддержке со стороны общественных организаций, так как слепоглухие не в состоянии платить за развлечения и дру- гие культурные мероприятия, особенно если им еще надо пла- тить за услуги переводчика". Кстати, в США считается нормальным, если на одного сле- поглухого приходится два переводчика - они переводят по оче- реди и по очереди отдыхают. Это ведь очень большая и крайне утомительная работа. У нас, к сожалению, на одного слепоглу- хого обычно один переводчик, если вообще вспоминают о его необходимости, - при вечных наших привычных нехватках пере- вод - первое, на чем экономят. Заметив это, американцы не раз спрашивали у человека, в основном мне переводившего, как он выдерживает такую адскую нагрузку. Он ответил, что за счет отключения от смысла произносимых речей, лишь бы этот смысл дошел до меня. Но жертва не оправдывалась, так как стремление перевести побольше приводило к почти полной не- разборчивости дактильной речи переводчика, страдающего, к тому же, полиартритом, - и, пытаясь хоть что-то понять, я выматывался не меньше его. Поэтому, если невозможно обеспе- чить сменный перевод, лучше освободить слепоглухого от учас- тия в беседе, а содержание ее попозже пересказать, например, по сделанным для памяти заметкам. Но пересказ ни в коем слу- чае нельзя откладывать в долгий ящик, "на потом"! Откладыва- ние пересказа - очень частая и очень обижающая слепоглухих бестактность. С организаторами конференций и тому подобных встреч надо договариваться о том, чтобы на пересказ обяза- тельно отводилось особое время. В США я очень скоро стал отключаться от общих бесед, в которых все равно не мог полноценно участвовать. Так же я вел себя и на потсдамской конференции слепоглухих в 1993 го- ду: слушать доклады - чрезмерно утомительно и непродуктивно, переводчик с английского в основном обслуживает, естествен- но, руководителя делегации, так что и напрямую не пообщаешь- ся. При таких условиях мое пребывание за границей было для меня крайне тягостно, я чувствовал себя лишним багажным мес- том, и были серьезные сомнения в целесообразности моего при- сутствия. Я никогда не рвался за границу только для того, чтобы очутиться за границей и потом хвалиться, что был там-то и там-то. Если уж ехать, то общаться с людьми, а ка- кое же общение, когда не владеешь иностранным языком, и пе- реводом - как дактильным, так и на русский, - тебя обеспечи- вают по "остаточному принципу", - если останется время, если останутся силы, а известно, что и то, и другое, за грани- цей-то, крайний дефицит. Ради того, чтобы что-то купить да вкусно поесть, ездить стыдно. Это - мимоходом, по ассоциации с проблемой оплаты пере- вода. А по существу должен сказать, что материальные затруд- нения слепоглухих, как и других инвалидов - меньше всего проблема самих слепоглухих, с их слепоглухотой связанная. Это аспект политической проблемы социальной защищенности всех вообще членов данного общества, чья трудоспособность ограничена то ли возрастом, то ли инвалидностью. Бедность не порок, но, конечно, и не добродетель, а гуманность общества, позволяющего прозябать в бедности своим самым беспомощным членам, не может, конечно, не вызывать серьезнейших сомне- ний. Упрек этот я адресую прежде всего своему - российскому - обществу. В американском обществе по сравнению с нашим уровень социальной защищенности очень высок. Достаточно ска- зать, что минимальная пенсия по инвалидности там составляла у слепоглухих тысячу долларов в месяц (это как раз соответс- твовало прожиточному минимуму в момент нашего пребывания в США). За фантастически дорогую и крайне необходимую инвали- дам технику платит государство или общественность в лице всевозможных фондов. В общем, есть, кому платить за самое необходимое вместо инвалида. Проблему заработка, хотя бы невысокого сравнительно со средним уровнем, тоже удается в общем и целом решать. В на- циональном центре имени Элен Келлер есть люди, специально отвечающие за трудоустройство слепоглухих после выхода из центра, где они обучаются посильной самостоятельной жизни в условиях своей инвалидности. Учитывается не только, какую, самую примитивную хотя бы, работу сможет выполнять инвалид, не только собственно заработок, но и с кем он сможет общать- ся на работе. Прежде чем инвалид начнет работать, несколько человек на его будущей работе специально обучаются средствам общения с ним, чтобы проблем с новым рабочим было как можно меньше, и чтобы - главное! - сам рабочий не слишком страдал от одиночества. Но это речь идет о любой посильной работе, по принципу: "Не до жиру - быть бы живу!" А по большому счету инвалид, как и любой человек, должен иметь такую работу, которая да- вала бы не только заработок, не только кормила бы, но и раз- вивала бы личностно, стимулируя творчество и творческое об- щение с товарищами по работе. Творчество доступно всем, а не только избранному богом или природой талантливому меньшинс- тву. Инвалидов, и в частности слепоглухих, можно и нужно трудоустраивать творчески даже при самом низком уровне их развития. Доступный им вид творчества - какой-нибудь народ- ный промысел, - например, изготовление глиняных, деревянных и мало ли каких еще игрушек, всякого рода плетение и прочее, как говорят в России, "рукомесло", требующее хотя бы самой примитивной, да выдумки, а значит и творчества. Фабрично-заводской, конвейерный, машинообразный, по су- ти дела превращающий живого человека в робота, труд - убива- ет личность. Зрячеслышащий рабочий как-то спасается от это- го, занимаясь всевозможными хобби в свободное от работы вре- мя. Слепые тоже имеют такую возможность, особенно, сколько можно судить по русской периодике для слепых, на тех немно- гих пока предприятиях Всероссийского Общества Слепых, кото- рые в нынешнем переходном хаосе умудрились удержаться на плаву, сохранить хозяйственную стабильность (например, ниже- городские предприятия). Там и всякие "рукомесла" в почете, рассматриваются как еще один резерв экономической стабиль- ности. Идеи, так сказать, "ручного творчества" инвалидов но- сятся в воздухе настолько, что на них, как на всех вообще популярных идеях, пытаются иные дельцы даже спекулировать, - морочат голову во всех мыслимых инстанциях заманчивыми про- ектами, получают на их реализацию хоть какие-то деньги, реа- лизуют же тяп-ляп, для виду, в конце концов еще больше ухуд- шая и без того безысходное положение доверившихся им инвали- дов. Эти инвалиды попадают поистине из огня да в полымя: мечтали заниматься творчеством, вырваться из социальной изо- ляции, а оказываются в изоляции еще более безнадежной, и им еще говорят, что они сами виноваты, что за них их проблемы никто не решит, никто не обязан их обслуживать... Я сам пе- режил подобное, тяжелейшее, разочарование, и мне рассказыва- ли, что иной раз бывает еще циничнее: инвалида трудоустраи- вают фиктивно, забирают трудовую книжку, а потом ни денег, ни работы, ни возможности заработать где-то в другом месте, и документы трудовые еще надо требовать обратно по суду. Де- лец же, набрав инвалидных "мертвых душ", норовит под это де- ло ускользнуть от налогов. А проведенный на мякине инвалид может хоть с голоду подыхать. Всякого рода пособия (пенсии) по инвалидности всегда будут скромными. По крайней мере, в обозримом будущем. Даже в США. Там на рубеже 80-х - 90-х годов пенсия по инвалиднос- ти была 12000 долларов в год, а средняя зарплата рабочего, как я вычитал в одной статье О.Т. Богомолова - 25000 долла- ров в год. Творческий труд оплачивается значительно выше ма- шинообразного, простейшего, монотонного, не говоря уже о ду- ховно-личностных преимуществах творческого труда. Во всяком случае, проблема заработка напрямую связана с проблемой трудоустройства и организации труда инвалидов. И обе проблемы надо решать вместе, комплексно. Но массовая безработица вполне здоровых людей - едва ли не самая нагляд- ная иллюстрация того, что ничего специфического, кроме осо- бой безысходности, и тут у инвалидов нет. Здоровый хоть бе- гать может в поисках работы, перебиваться случайно подвер- нувшимися заработками. А инвалиду или пожилому человеку, чью пенсию по старости инфляция превратила в пыль, даже надеять- ся особо не на что и не на кого. Между тем любая посильная работа - это самоуважение, а не только заработок. Человек уже не чувствует себя таким беспомощным, таким лишним, что-то зависит и от него, кому-то нужен и он. Здесь не столько проблема суммы благ, которые можно купить, сколько проблема отношения к жизни вообще. И не случайно, как я слы- шал, пенсионеры - старики и инвалиды, не имеющие возможности ни прожить на пенсию, ни где-то что-то заработать, - ответи- ли на невозможность как-то прожить шквалом самоубийств. Осо- бенно в тех бывших советских республиках, где запрещено иметь одновременно пенсию и зарплату, - что-нибудь одно, а ведь ни на то, ни на другое по отдельности не прожить. Это приговор нашей безграничной, беспардонной безответственнос- ти, с которой мы рушим худо-бедно налаженный быт, даже смут- но не представляя себе, как и чем разрушенное заменить. По- истине: что имеем - не храним, потерявши - плачем. Нет, я не за восстановление Советской Власти. Какова бы она ни была, больше нет ее. Идеальной, без малейших пороков, власти не бывает, как не бывает рыцарей без страха и упрека, - это все сказки. Все власти, любые власти, - одна другой хуже, и пусть уж будет, какая есть, если совсем без власти нельзя... Лишь бы налаженные экономические отношения сохра- нились, и налаживались бы новые. Пусть экономика - а с ней и человеческий быт - эволюционирует по своим внутренним зако- нам. Чего стоит в этой области волюнтаризм, россияне знают, пожалуй, как никто в мире. С 1917 года по настоящее время вся российская история - это история экономического волюнта- ризма. Едва что-то как-то наладится, - и очередной обвал. Все устремляемся то за одним, то за другим журавлем в небе, все кого-то догоняем-перегоняем, а под ноги не смотрим, ва- лимся в первый же овраг, упуская синичку из рук и яростно почесывая все ушибленные места, и это еще слава богу, - в конце концов можно и кровью истечь. Вечно у нас одно вместо другого, а почему бы не одно наряду с другим?.. То колхозы вместо частных крестьянских хозяйств, то фермеры вместо кол- хозов, - а почему бы не иметь обе формы, кому как удобнее, лишь бы обе нас кормили?.. Мы никак не избавимся от револю- ционной логики передела: поделить, потом переделить по-ново- му, ради справедливости, а в конце концов оказывается нечего делить... Вот и во Всероссийском Обществе Слепых нашлись мудрецы, призывающие к "дележу" собственности общества. Хо- рошо, что эти мудрецы получили достойный отпор. Возьми они верх, и подавляющему большинству слепых ничего бы не оста- лось, как вооружиться посохом и отправиться по российским дорогам песни петь, и хорошо, если традиционный мальчик-по- водырь найдется. Кто хочет, тому и без всякого дележа собс- твенности никто не мешает пополнять свои финансы хотя бы и таким древним способом. Но пора бы понять, что при любом де- леже кто-нибудь да окажется обделенным, и, как показывает наш горький российский опыт, обделенных обычно во много раз больше. Да только ли российский... * * * наконец, пункт девятый - язык... Этой теме Р. Макдональд заслуженно уделяет больше всего внимания. Выписываю, ничего не пропуская, все, что он гово- рит в своей работе на эту тему - ввиду исключительной важ- ности по сравнению с любой другой. "Теоретические проблемы языка и слепоглухоты представ- ляют большой интерес. Так как слепоглухие инвалиды, как пра- вило, не имеют возможности взаимодействовать как группа на постоянной основе (в противоположность слепым, которые взаи- модействуют как группы уже несколько веков), они не создали отдельный тактильный язык. Вместо этого национальные кинети- ческие языки и мануальные алфавиты" (возникшие как средства общения глухих) "адаптируются для нужд слепоглухих. Существуют интересные параллели. Например, в течение длительного времени слепые пытались читать рельефные печат- ные буквы, иными словами, они пытались адаптировать то, что используют зрячие. Кстати сказать, специалисты были против создания специальной системы для слепых". (То есть против создания системы Луи Брайля, ныне давно международной.) "В результате в течение веков глухие были вынуждены "читать" по губам и учиться разговаривать, таким образом "подстраивая" свое общение скорее к нуждам слышащих людей, нежели к нуждам глухих. Сегодня многие глухие используют кинетическую речь." (Кстати, в Вашингтонском университете глухих имени Галлауде- та знаковый язык широко используется как язык преподавания и основное средство общения, полностью приравненный в правах к английскому и любому другому национальному словесному язы- ку.) "Этот способ общения подходит человеку, который пользу- ется глазами для рецептивного общения. Я считаю, что слепоглухие постепенно подгоняют кинети- ческую речь и чтение с помощью пальцев для своих уникальных нужд в области общения. Начинают появляться некоторые новые элементы. Например, слепоглухой, который пользуется азбукой глухонемых, и который вместе с тем свободно владеет брай- левским алфавитом, часто вводит брайлевские формы в язык глухонемых в тех случаях, когда он общается с человеком, то- же знакомым с брайлевским алфавитом." (В России тоже идет этот процесс. Наиболее развитые слепоглухие предпочитают, например, цифры обозначать на основе дактильного алфавита и цифровой системы Брайля, а не на основе громоздкого пальце- вого и двуручного счета глухих. Владеющие системой Брайля знают, что цифры в ней отличаются от некоторых букв только специальным цифровым знаком. Если этот знак отбросить, полу- чатся буквы: 1 - а, 2 - б, 3 - ц, 4 - д, 5 - е, 6 - ф, 7 - г, 8 - х, 9 - и, 0 - ж (или, чтобы гласных букв получилось больше, - так легче запоминать, - о). В дактильной речи все эти цифры можно обозначать сочетаниями соответствующих дак- тильных букв, и даже особого цифрового знака в общем-то не надо, потому что из контекста общения обычно легко отличить слово от числа.) "К тому же многие глухие люди, которые пользовались исключительно кинетической речью, в тех случа- ях, когда они теряют на некоторое время зрение, все больше прибегают к чтению брайлевских текстов. По нашему мнению, если бы у слепоглухих было больше возможностей контактировать друг с другом на продолжающейся основе, они постепенно создали бы свой тактильный мануальный язык, который отвечал бы их нуждам лучше всего. И хотя этот тактильный язык будет основан на разговорной речи и кинети- ческих языках, в нем постепенно будут разрабатываться уни- версальная грамматика и синтаксис, типичные для самостоя- тельного языка". Словом, как говорят русские: "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих". Достигнув с помощью здоровых опреде- ленного уровня развития, инвалиды рано или поздно неизбежно пытаются взять свою судьбу в свои руки. Речь не о том, чтобы в конце концов совсем обойтись без здоровых, полностью от них обособившись. Это было бы верхом глупости, это было бы тем, что один мой друг метко назвал "инвалидным шовинизмом". Речь о том, что никто никогда не сможет лучше самих инвали- дов, разумеется полноценно развитых, понять и учесть инва- лидную специфику постановки, а значит и решения, общечелове- ческих проблем. Но, подчеркиваю и готов подчеркивать миллио- ны раз: любые аргументы "изнутри" инвалидности могут иметь непреложную силу только в том случае, если опираются, на те- оретическую, эстетическую и нравственную - словом, духовную культуру, которая для всех людей, независимо от состояния здоровья, одна. Это значит, что без помощи здоровых, без ду- ховной культуры здоровых инвалидам себя никогда не понять, хотя точнее всего понять себя могут, разумеется, только они. Не опираясь на выстраданную человечеством мировую духовную культуру, инвалиды - да и кто угодно - способны лишь на безграмотный, беспомощный, бессвязный лепет. Или на "инва- лидно-шовинистический", фашистский по сути дела, бред. Мне пришлось за всю свою жизнь довольно близко познакомиться с этим бредом, даже наблюдать его зарождение. Основная "идея" - дуализм двух миров: мира зрячеслышащих и мира слепоглухих. Оба "мира" непримиримо враждебны друг другу. Высокоразвитые слепоглухие - "элита предателей", перешедших на сторону зрячеслышащих. Я горжусь тем, что признан русскими слепоглухими шовинистами самым главным таким "аристократом-предателем". Честь эта, правда, совершенно не соответствует моим скромным заслугам, но постараюсь ее оправдать в течение всей остающейся мне жизни. И никогда не примирюсь со зрячеслышащими проходимцами, лезущими в мессии - вожди и спасители - примитивной массы слепоглухих. Бредовая идея двух враждебных друг другу миров только таким проходимцам и выгодна. Всем же нормальным людям, и здоровым, и инвалидам, нужны не "фюреры", а просто друзья. Как можно больше надежных друзей. Я принципиальный противник идеи дуализма миров вообще. В каких бы отношениях ни находились эти "миры" - в дружеских или непримиримо враждебных, - сама по себе идея такого дуа- лизма, само по себе признание такого дуализма обособляет ин- валидов от здоровых, противопоставляет их друг другу. А целью-то должно быть как раз обратное - объединение инвали- дов и здоровых на основе равноценности и полноправности участия в жизни единого человеческого общества. Такой цели может соответствовать только монистическая идея одного - на всех людей одного - мира, с одной культурой на всех, при ка- ком угодно разнообразии форм и проявлений этой единой обще- человеческой культуры. Вот почему я в принципе против идеи об особой инвалидной культуре. Если эту антигуманную в сущ- ности, ибо обособляющую вместо объединения, идею разделяет гуманист, все равно, слепоглухой или зрячеслышащий, - для меня это верный признак того, что гуманист плохо понял, осознал сам себя, свои гуманистические цели. Что ж, наше счастье, что громадному большинству людей присуща естествен- ная человечность, повседневно реализуемая, хоть и не осозна- ваемая как гуманизм, как мировоззренческая теоретическая система. А для такого осознания одних добрых чувств малова- то. Нужен-то "брак" человечности с духовной культурой чело- вечества, который я имел в виду выше, говоря о проблеме точ- ного и ясного понимания инвалидами самих себя. С позиций сознательного научного гуманизма проблема языка имеет громадное, прямо-таки ключевое значение. Ясно, что пока слепоглухие не овладеют вообще никаким языком, даже "кинетическим", то есть языком движений, до тех пор ни о ка- кой полноценности и полноправности со зрячеслышащими в каком бы то ни было отношении речи быть не может. Такие, лишенные всяких средств общения, слепоглухие могут быть лишь объектом обслуживания родственниками, благотворителями и государс- твенной системой социальной защиты. Никому из них ничего не нужно. Их жалко, негуманно уничтожать; вот их и содержат, поддерживают их бессмысленное существование. Ничего больше. Пока слепоглухой лишен речи, хотя бы кинетической, он лишен какого бы то ни было, даже самого примитивного, созна- ния. Он не может быть членом человеческого общества, он чужд какой бы то ни было культуры, а потому, строго говоря, он и не человек. Он - просто существо, которое вынуждены содер- жать из элементарной человечности, просто потому, что оно, к сожалению, существует. Именно к сожалению, ибо никакой ра- дости от его существования ни ему, ни окружающим быть не мо- жет. Слепоглухих в таком состоянии уже давным-давно назвали "полуживотными-полурастениями". Проблема особого языка слепоглухих, равно как и глухих, могла вообще возникнуть только потому, что большинству этих инвалидов - это эмпирический факт - не удается полноценно овладеть сложнейшим национальным языком, в котором закрепле- на и продолжает закрепляться, развиваясь, вся мировая духов- ная культура. При том примитивном, убогом образе жизни, что большинство инвалидов вынуждено вести, им с такой культурой, пожалуй, и делать нечего. Как, впрочем, и здоровым. Много ли среди здоровых найдется людей, способных наслаждаться произ- ведениями великих мыслителей, писателей и других гигантов духа? А каков уровень духовной жизни (если такой жизнью во- обще живут), таков и уровень сознания, таков и повседневно- используемый язык. У любого народа есть язык художественной и философской классики, а есть языковый ширпотреб, которым пробавляются в быту, которым во многих случаях, к сожалению, вообще обходятся, никаким другим языком не владея. Когда пытаются обосновать идею о возможности и право- мерности особой инвалидной культуры (и даже целого "класса" инвалидных "малых культур"), ссылка на систему Брайля убеди- тельной кажется лишь на первый взгляд. Очевидна полная внеш- няя непохожесть письменности для слепых, созданной Луи Брай- лем, на письменность для зрячих любого народа. Что говорить, линейный шрифт, хотя бы и рельефный, очень сильно отличается от точечного. Но в одном принципиальном отношении письмен- ность для зрячих и письменность для слепых, разработанная Луи Брайлем, совершенно тождественны. Они обе адекватны ми- ровой духовной культуре. Величайшее значение изобретения Брайля в том и состоит, что благодаря ему слепые преодолели вековой барьер, отделявший их от мировой духовной культуры. Главное - в функциональной адекватности системы Брайля сис- темам зрячих. А то, что система Брайля так сильно отличается от систем зрячих - дело вынужденное. Просто оказалось невоз- можно добиться главного - функциональной равноценности - и в то же время сохранить внешнее сходство. Само собой разумеет- ся, что сохранению внешнего сходства помешало именно разли- чие в способах восприятия у зрячих и слепых. Это факт, кото- рый мне и в голову не придет отрицать. Просто этот факт я не считаю таким уж принципиальным по сравнению с главной зада- чей, которую решил Луи Брайль своей системой, - сделать ми- ровую духовную культуру доступной слепым. Сделать мировую духовную культуру доступной любому че- ловеку, безразлично, инвалид он или нет, - это и есть глав- ная, да, пожалуй, и единственная, задача любого подлинного гуманиста. Вряд ли кто решится оспаривать этот тезис. Теперь взглянем с этой точки зрения на проблему особого кинетичес- кого языка слепоглухих. Во всем мире кинетические языки, насколько мне известно - бесписьменные. На них не переведено ни одного классическо- го произведения художественной и какой-либо иной литературы. Поэтому кинетический язык может быть равноценен лишь языко- вому ширпотребу, но никак не любому развитому словесному языку, главная функция, смысл существования которого - слу- жить инструментом сохранения и развития мировой духовной культуры. Значит ли это, что кинетический язык не нужен, даже вреден, ибо отгораживает своего носителя от развитого сло- весного языка и, следовательно, от мировой духовной культу- ры? До поездки в США я бы ответил на этот вопрос утверди- тельно, ни секунды не колеблясь. Поездка в США заставила ме- ня несколько уточнить свои взгляды на этот счет. Есть в русском языке пословица, что синица в руках луч- ше журавля в небе. (В английском языке ей соответствует пос- ловица: "Лучше яйцо сегодня, чем курица завтра".) Кинетичес- кая речь вполне может служить такой синицей в руках ("яйцом сегодня"), точно также, как и обычный словесный языковый ширпотреб. Лучше хоть как-то общаться, чем вообще никак. Нельзя же, мечтая о приобщении к вершинам духовной культуры, лишать возможности хотя бы самого элементарного общения! Это было бы просто преступно. И ни один подлинный гуманист не совершит такого преступления сознательно. А неосознанно мы его, пожалуй, совершали, когда запрещали жестовое общение глухих и слепоглухих детей. Это все равно, что запрещать пользоваться устной речью на том основании, что вся мировая духовная культура закреплена письменно. Нельзя ли на жестовом языке ускоренно одолеть весь этот культурный ширпотреб, который все равно не минуешь на пути к вершинам духа? В США, насколько я мог понять, идут именно этим путем. Но как потом перевести ребенка на словесные рельсы, научить его писать и читать на языке, которым он до сих пор никогда не пользовался? Как преодолеть неизбежное поначалу неприятие нового, непривычного, и к тому же очень громоздкого способа общения? А если сразу заменить кинети- ческую речь алфавитной, по существу уже письменной, то рис- куем задержать - и, судя по всему, задерживаем, - овладение бытовой культурой и основами общежития. Ведь письменная речь малышу просто еще не по силам... Вся мировая педагогическая практика восстает против обучения письменной речи раньше устной. Куда ни кинь, везде клин. Дашь волю языку жестов - рис- куешь остановкой духовного развития на уровне культурного ширпотреба. Попробуешь обойтись без языка движений - риску- ешь не дать вообще никаких средств общения, поскольку устная речь из-за глухоты недоступна, а перепрыгнуть через нее сра- зу к письменной - нельзя без громадных, ничем не оправданных и невосполнимых потерь для развития личности. Но может ли кинетическая речь заменить устную? Это же все-таки совсем другой язык, совсем не тот, на котором придется читать и пи- сать! А весь фокус нормального речевого развития как раз в том, что читать и писать ребенок учится на том самом языке, на котором до этого несколько лет говорил. Вот он - камень преткновения. Ранооглохшие ребята, из-за ранней глухоты не успевшие заговорить на языке, кото- рый был должен стать родным, так и не могут им овладеть по той же самой причине, по которой зрячеслышащие школьники не могут овладеть иностранным языком. Это чужой язык, совершен- но им не нужный в повседневном общении. Они на нем не гово- рили, не говорят, говорить не собираются, а тем более не ду- мают на нем читать и писать. Мы лезем к ребенку с совершенно ненужной ему вещью, - ненужной в том смысле, что он сам в ней проку не видит. То, что мы, взрослые, считаем эту вещь необходимой, - наше дело. Ребенок этой необходимости не чувствует, и пока не прочувствует - никаких усилий к овладе- нию не приложит. Причем этого юного воробья не проведешь на мякине искусственного заинтересовывания, заманивания; на мя- кине каких бы то ни было высосанных из пальца методических ухищрений. Он лучше нас умеет пальцы сосать. И ему подавай настоящую, железную необходимость, от которой, как ни вер- тись, не отвертишься. Есть она, есть, настоящая необходи- мость. Мы, взрослые, видим ее. Но как дать увидеть, почувс- твовать, восчувствовать ребенку?.. Во всяком случае, ограничиваться кинетическим языком, не пытаясь научить словесному - такое же преступление, как не учить вообще никакому средству общения, никакому языку. Нельзя оставлять человека неграмотным. И тут два пути. Пер- вый - все же разработать эффективную методику перевода ре- бенка с кинетического языка на словесный, тот, который, не случись беды - ранней глухоты - стал бы родным. А второй путь - искать, изобретать, придумывать какой-то полноценный заменитель устной речи, который позволил бы заговорить на том же языке, на котором скоро придется читать и писать. Ка- кой путь лучше? Оба хороши. Надо идти по обоим одновременно. Я полностью согласен с Р. Макдональдом, что в области разработки средств общения, наиболее подходящих именно сле- поглухим, еще практически ничего не сделано. Если Родерик прочтет когда-нибудь эти мои строки, он, должно быть, здоро- во будет удивлен: где это он позволил себе такое смелое выс- казывание? Да там, где говорит, что слепоглухие вынуждены обходиться средствами общения, как бы взятыми напрокат у слепых и глухих. Отсюда как раз и следует, что собственно для слепоглухих ничего еще не изобретено. Но искать, изобре- тать стоит только такое средство общения, которое сделает мировую культуру хоть немного более доступной. Об обособле- нии, отделении от "мирового духа" слепоглухота и так позабо- тилась больше некуда! В этом деле союзники слепоглухоте не нужны - сама справляется. А вот серьезных противников, спо- собных помешать слепоглухоте в деле обособления от культуры, да так, как сумел помешать слепоте Луи Брайль, - таких про- тивников пока еще не видно. Идти надо путем Луи Брайля, а не того русского царского министра просвещения (верней, мракобесия), который в печаль- но знаменитом циркуляре запрещал учиться "кухаркиным детям". Не все ли равно, кто были родители? Всем детям надо помочь стать образованными, культурными людьми, не так ли? * * * Живу трудно, зато насыщенно, полноценно, несмотря на слепоглухоту. Это и есть счастье. Именно такого трудного счастья желаю всем - и слепоглухим, и зрячеслышащим. Легкого счастья не бывает. Мечта о легком счастье - самый страшный самообман. Не надо забывать, что слепоглухота - ужасное горе, ве- ликое несчастье. Это беда, а не диковинная особенность дико- винного народа со своей диковинной "культурой". Этнографи- ческие параллели тут неуместны. Как ни старайся, реальной трагедии не замажешь ими. Трагедия не перестанет быть траге- дией от того, что ее объявили национальной особенностью. Не надо обманывать ни себя, ни людей, будто нет беды, а есть некая странность, к которой просто надо привыкнуть, приспо- собиться. Идея особой инвалидной культуры - это малодушная попыт- ка уйти от реальных проблем, спастись от них в уважительном интересе этнографа к чуждым обычаям и нравам. Это капитуля- ция перед обособлением от здоровых людей, к которому приво- дит всякая инвалидность, которому (обособлению) как раз и надо бы объявить беспощадную войну. Нельзя победить врага, боясь и отказываясь прямо взглянуть ему в лицо. Надо иметь мужество называть вещи своими именами, а не маскировать уте- шительными аналогиями. Слепоглухота - это враг слепоглухих и их зрячеслышащих друзей. Врага надо знать, внимательно изу- чать, исследовать. Не для того, чтобы вдруг сдаться на "ми- лость" врага, объявив слепоглухих особым "народом" с особой "культурой", а для того, чтобы хотя бы духовно слепоглухие стали зрячеслышащими, если невозможно - физически. Но и к задаче объединения со здоровыми в один мир, к задаче жить со здоровыми одной жизнью, возможны два противо- положных подхода. Думаю, стоит поближе критически присмот- реться к ходячему идеалу "настоящего человека", особенно от- четливо отраженному в нашей литературе Н. Островским и Б. Полевым. Кто он - "настоящий человек", настоящий вопреки ин- валидности? Не тот ли несчастный, который все свои проблемы, с инвалидностью связанные, старательно прячет от окружающих, а может быть, и от самого себя, изо всех сил, через силу пы- таясь вести образ жизни здоровых?.. Весь пафос настоящего человека, то, чем он начинает и кончает - в страстном призыве: "Снова в строй!" (Э. Асадов). Мне лично тут спорить не с чем. Это ведь и мой пафос. Спор начинается из-за форм реализации этого призыва, из-за спосо- бов возвращения "в строй". Я серьезно подозреваю, что больше всего распространен, как я его определил еще в студенческие свои годы, "ложноге- роический" способ. Это когда любой ценой, во что бы то ни стало, стараться -_походить_- на "всех" внешне, подменяя су- щество дела формой. Когда мы, нынешние слепоглухие психоло- ги, были студентами факультета психологии МГУ, мы много спо- рили из-за того, ходить или нет на лекции и общие семинары. Для некоторых из нас главным было вести такой же образ жиз- ни, как "все" студенты, сколь бы катастрофически это ни ска- зывалось на учебе. Я настаивал на решительном отказе от тра- диционных, слепоглухому совершенно непосильных, форм вузовс- кой учебы. Чтобы получить сколько-нибудь полноценное высшеее образование, нам нельзя было учиться так, как учатся зрячес- лышащие студенты. Это я отчетливо понимал уже тогда, настаи- вая, например, на отдельных семинарах с использованием спе- циальной аппаратуры общения. Но я не мог еще и предположить, что весь сыр-бор фактически загорелся из-за вопроса об общей стратегии личностного преодоления инвалидности, - из-за воп- роса о путях личностной самореабилитации. Гнаться ли за максимальным внешним сходством со здоро- выми в чем бы то ни было, или не смущаться никаким, даже са- мым резким, внешним, по форме, несходством, лишь бы срав- няться в главном, а именно: в высоте и глубине культуры? Конкретнее: игнорировать ли инвалидность, делая вид, будто ее нет, или внимательно изучать ее, выискивая лазейки для достижения подлинной, а не внешней, полноценности, не смуща- ясь никакими внешними различиями? Я еще в студенческие годы стихийно встал на второй путь, тогда же приступив к худо- жественному исследованию "недозволенных", с точки зрения "ложного героизма", своих настроений. Насколько радикальной оказывается вынужденная таким подходом ревизия традиционной внешности жизни здоровых, мож- но судить хотя бы по тому, что прежде всего мне пришлось очень и очень критически отнестись к "зрячеслышащей" морали, к "зрячеслышащим представлениям о том, например, что "при- лично", а что "неприлично". Недаром это одна из центральных проблем моей ранней лирики. Слепоглухота вынуждает, при серьезном, не "ложногероическом", отношении к делу, преодо- леть традиционный разрыв между моралью и нравственностью. Видимость (мораль) приходится приводить в строжайшее соот- ветствие с сутью, с законом существования по-человечески (нравственностью). Вот какой революцией оборачивается отказ от "полноценности" по видимости - в пользу полноценности по существу. Р. Макдональд, сколько могу судить по его работе, сти- хийно ищет полноценности именно по существу. Он отчетливо понимает или чувствует, что слепоглухие не могут и не обяза- ны вести такой же, по форме, образ жизни, как и зрячеслыша- щие. Мы не видим, не слышим, а потому не можем и не обязаны соблюдать все, обязательные для зрячеслышащих, правила пове- дения. Это факт. Именно этот факт старается довести до соз- нания своих читателей Р. Макдональд. Именно над этим фактом хочет заставить он их призадуматься. Именно с этим фактом призывает считаться, его, этот факт, убеждает постоянно учи- тывать в общении со слепоглухими. В этом пункте мне остается лишь присоединиться к Р. Макдональду. Ведь от непонимания того, что я не всегда могу вести себя подобно зрячеслышащим, я сам очень и очень страдал. Сейчас-то меня уже никто не пы- тается учить "приличному" поведению. А если кто наберется нахальства, я знаю, как поставить его на место. Научился. Пришлось научиться. Но, настойчиво обращая внимание на этот неопровержимый факт, Р. Макдональд ударился в другую крайность - воюя с иг- норированием специфики, он в свою очередь явно игнорирует всеобщность проблем, если вообще осознает ее. И приходит к идее о якобы возникающей особой, "малой культуре слепоглу- хих". К идее, по моему глубокому убеждению, совершенно лож- ной, закрепляющей, а не ослабляющей, изоляцию слепоглухих от общечеловеческой культуры. Я благодарен Р. Макдональду за честную и смелую констатацию трудностей слепоглухих, но с теоретической интерпретацией этих трудностей, воспринятой им, очевидно, из господствующей в его обществе философии по- зитивизма, согласиться не могу. Я не только за стихийное, но и за сознательное, осознанное стремление к полноценности по существу, а не по форме. Нам не до жиру, не до формы, не до формального подража- ния зрячеслышащим! Быть бы живу, уцелеть бы личностно! Но это значит, что в ситуации слепоглухоты, как, види- мо, ни в какой другой, приходится строго отличать подлинную человеческую культуру от мнимой, ложной. И если бы хотя бы некоторые, хотя бы единицы из нас, эту задачу решили, они оказали бы неоценимую услугу духовному развитию человечест- ва. Они бы тем самым выплатили весь неоплатный долг зрячес- лышащим, чьими самоотверженными усилиями они получили воз- можность нормального человеческого, личностного развития. А пока этот наш нравственный долг во всем мире растет. 1989 - 1995 ============================================================